7. И был Моисей на горе долгое время, не вкушая ни еды, ни пития, но укрепляемый единым Богом. И покуда был Моисей на горе, дети Израиля начали роптать, страшась, что он мертв или покинул их, и сговорились они: «Сделаем бога, дабы могли мы поклоняться ему». И расплавили они золото свое, и отлили золотого тельца, и падали ниц пред ним, и поклонялись ему.

8. И когда возвратился Моисей и узрел израильтян, поклоняющихся идолу, то бросил он наземь скрижали, кои Бог дал ему, и разбил оные, и переписал оные на скрижали, что были в руках у него.

9. И бросил Моисей золотого тельца в огонь и держал там, доколе золото не истребилось.

Центральный железнодорожный вокзал

Ньиве Зейде

Амстердам

Через два дня

Лэнгу никогда прежде не доводилось видеть флюгер на крыше железнодорожного вокзала, тем более чтобы направление ветра указывалось на циферблате башенных часов. Фасад выстроенного возле морского порта здания в стиле голландского Ренессанса украшали цветные аллегорические картины из жизни торгового флота, дань славному морскому прошлому города. А вот внутри было далеко не так роскошно — проститутки, наперебой зазывавшие клиентов из числа сошедших с поезда пассажиров, и молодежь студенческого возраста, на совершенно законных основаниях дымящая самокрутками. Дешевые духи и марихуана перебивали все другие запахи.

«Гольфстрим», естественно, остался в брюссельском аэропорту. Города находились так близко один от другого, что добраться в Амстердам на поезде можно было бы быстрее, чем подготовить и утвердить план полета из одного города в другой. К тому же в этом случае фонду не нужно было оплачивать топливо — по тысяче долларов за час полета.

Луи старательно отводил взгляд от женщины в платье, обтягивавшем тело, словно колбасная шкурка, и почти не прикрывавшем грудь.

— Возьмем машину? — спросил Луи.

Лэнг посмотрел на стоянку такси.

— Далеко нам отсюда идти пешком?

Обольстительница призывно улыбнулась. Лэнг повторил вопрос.

Луи дернулся, будто пробудившись от сна.

— Пятнадцать-двадцать минут.

— Отличный день для прогулки.

Лэнга и Луи несли в руках по небольшой дорожной сумке, содержавшей все необходимое для суточного пребывания в другом городе.

Они шли в тени деревьев вдоль канала. Вдоль русла теснились друг к другу дома с остроконечными крышами, к набережной были пришвартованы длинные узкие кораблики, служившие, по-видимому, жильем. Время от времени такое суденышко медленно проплывало посередине, покачивая на легких волнах плававших в канале уток и гусей. Иногда по узкой проезжей части проползали автомобили, но велосипедов было раз в пять больше.

— Каналы, — сообщил Луи, — образуют полумесяц, обращенный открытой частью к северу. Почти все соединяются с рекой Амстел, которая впадает в море. Это канал Сингел, самый внутренний.

Лэнг, запрокинув голову, рассматривал дом с особенно высокой и острой крышей.

— Вы часто бываете здесь?

Луи остановился, пропуская велосипедистку. В прикрепленной к рулю плетеной корзине безмятежно ворковал младенец.

— Я приезжал сюда два-три раза в год узнать, как идут дела у доктора Ядиша.

Луи не смог скрыть сожаления. Было ясно, что он сожалеет об утрате возможности от случая к случаю развлекаться в Нидерландах с их свободными нравами едва ли не больше, чем о судьбе Ядиша.

Миновав просторную площадь Новый рынок, они попали в Ауде Зейде, юго-западную часть города, где находился Амстердамский университет. Реклама зазывала покупать сексуальные игрушки, смотреть порно-шоу и развлекаться «вживую». Все надписи были сделаны по-английски, но в них не было необходимости: аляповатые картинки не требовали никаких пояснений. Скудно одетые женщины демонстрировали вызывающие позы в витринах клубов, неоновые вывески которых (тоже на английском языке) обещали немыслимые удовольствия.

Английский — язык Милтона, Шекспира и… торговли телом.

Из района красных фонарей они двинулись налево, мимо множества университетских зданий к небольшому кварталу скромных домиков на несколько квартир. Возле одной из стеклянных дверей с неизменным списком жильцов и кнопками возле каждой фамилии Луи остановился и нажал кнопку. Из динамика послышался голос женщины, говорившей, как решил Лэнг, по-голландски.

Через несколько минут Лэнг и Луи поднялись по лестнице на третий этаж. Их встретила женщина лет пятидесяти пяти с седыми волосами, собранными в аккуратный валик на затылке. Черные глаза под невыщипанными бровями казались бездонными. Она была маленькой — менее пяти футов роста и, вероятно, весила не более ста фунтов. Когда Лэнг взял ее руку в свою, чтобы пожать, ему показалось, что в ладони у него связка палочек, завернутая в сухую тряпочку.

— Миссис Ядиш, мы пришли, чтобы выразить соболезнования.

Женщина подняла глаза. Нельзя было не заметить, что она донельзя устала от официальных банальностей.

— Называйте меня, пожалуйста, просто Мэри. Когда Луи позвонил с вокзала, я только-только вернулась из синагоги, читала кадиш[17]по мужу, — сказала она по-английски, провожая посетителей в гостиную. — Так что у меня не было времени как следует убрать и приготовить вам угощение.

Мебель в комнате была не новой, но, по мнению Лэнга, все находилось в полном порядке.

— Не стоит беспокоиться, мы поели в поезде, — соврал он. — Мэри, я хочу от имени фонда и от себя лично выразить вам глубокое сочувствие и задать несколько вопросов.

Она села — нет, скорее, упала — в мягкое кресло, обитое материей с узором из крупных роз; такие Лэнгу доводилось видеть в кинофильмах об Англии во время Второй мировой войны. Лэнг и Луи устроились на диване, который оказался чрезвычайно неудобным; можно было подумать, что он набит обломками бетонных блоков.

Женщина устало взглянула на него.

— Вопросы? Полицейские уже раза три приходили ко мне с разными вопросами.

Услышав это, Лэнг чуть не вскочил.

— Полиция приходила к вам три раза?

Теперь она посмотрела насмешливо, видимо, прикидывая, не сказала ли чего-нибудь лишнего.

— Да, три раза. Сначала немолодой инспектор, и еще дважды его помощник, помоложе.

— Кто-нибудь из них оставил вам визитную карточку?

Теперь у нее сделался такой вид, будто она подозревала, что посетитель не в своем уме.

— Да, конечно. — Она повернулась к стоявшему подле нее маленькому столику и взяла две карточки. — Инспектора зовут Ван Декер. А младшего, как вы сами видите, — Хой.