Оборотни же, как объяснил Олси, считают вервольфов бандитами от мира сверхъестественных существ.

— И заметь, многие из нас заняты в строительных работах, — он как будто очень старался быть бесстрастным и честным. — Множество веров механики, или каменщики, или водопроводчики, еще они работают поварами.

— Полезные профессии, — одобрила я.

— Да, — согласился он. — Но это отнюдь не белые воротнички. Так что, хоть все оборотни и сотрудничают друг с другом до некоторой степени, есть некая классовая дискриминация.

В зал вошла небольшая группа вервольфов в мотоциклетной униформе. На них были такие же кожаные жилеты, с вышитой на спине головой волка, как на моем агрессоре в баре Мерлотта. Я подумала — интересно, начали ли они уже искать своего товарища. Интересно, знают ли они теперь более точно, кого им надо выследить, и что бы они сделали, если бы знали, кто я такая. Четверо вошедших заказали несколько кувшинов пива и стали перешептываться, наклонившись друг к другу и придвинув стулья к самому столу.

Ди-джей — им оказался вампир — начал ставить пластинки в проигрыватель, и громкость при этом подобрал отличную; можно было разобрать, что за песня исполняется, но разговаривать звук не мешал.

— Потанцуем? — предложил Олси.

Вот уж чего не ожидала; но во время танца можно приблизиться к вампирам и к людям, пришедшим с ними, так что я согласилась. Олси взял меня за руку, и мы вышли на небольшой пятачок танцевальной площадки. Вампир-ди-джей сменил пластинку с «хэви металл» на песню Сары МакЛаклан «Good Enough», она медленная, но ритмичная.

Я не умею петь, но танцевать умею; оказалось, что Олси тоже.

Что хорошего в танце? Если устала болтать, можно и помолчать. Плохо же в нем то, что приходится максимально ощущать тело партнера. Я уже с огорчением отметила — прошу прощения — животный магнетизм Олси. Сейчас, оказавшись так близко к нему, раскачиваясь в одном ритме, повторяя каждое его движение, я впала в некое подобие транса. Когда музыка смолкла, мы остались на площадке, и я смотрела в пол. Когда зазвучал следующий танец, более быстрый, — хоть убейте меня, не могу вспомнить, что это была за мелодия, — мы снова стали танцевать, и я вертелась, и прыгала, и двигалась в унисон с вервольфом.

И тут я услышала, как мускулистый квадратный мужик, сидевший позади нас на табурете у стойки, сказал своему приятелю-вампиру:

— Он еще не заговорил. А сегодня звонил Гарви. Он сказал, что обыскал дом и ничего не нашел.

— Ты в общественном месте, — резко прервал его компаньон. Вампир был очень малорослый — наверное, стал вампиром, когда люди были мельче.

Я поняла, что речь идет о Билле, потому что прочла мысли этого человека, это о нем он сказал: «еще не заговорил». И этот человек оказался прекрасным передатчиком, отчетливо были слышны звуки и видны картинки его мыслей.

Олси попытался увести меня с их орбиты, но я стала сопротивляться. Подняла взгляд и увидела его удивленное лицо. Я указала ему на эту пару. В его глазах засветилось понимание, но особой радости он не выказал.

Я никому бы не посоветовала одновременно пытаться прочитать чьи-то мысли и танцевать. Очень ощущалось умственное напряжение, и у меня сильно забилось сердце — это наступил шок от мелькнувшего образа Билла. К счастью, Олси как раз в этот момент извинился и ушел в мужскую комнату, усадив меня на табурет справа от вампира. Я вертела головой, как бы разглядывая других танцоров, ди-джея, кого угодно, только не того мужика, в чьи мысли я старалась залезть.

Он думал о том, чем занимался сегодня; он старался не давать кому-то уснуть, а этому кому-то очень нужен был сон. Вампиру. Биллу.

Самая худшая пытка для вампира — не давать ему спать днем. Но сделать это очень трудно. Когда восходит солнце, потребность в сне невероятна, и сам сон ощущается вампиром как смерть.

Мне как — то до сих пор не приходило в голову, — наверное, потому что я американка, — что схватившие Билла вампиры наверняка прибегнут к самым злобным мерам, чтобы заставить его заговорить. Если им нужна информация, естественно, они не собираются сидеть и ждать, когда у Билла появится настроение ей поделиться. До чего я глупа — ну просто дура. Даже зная, что Билл меня предал, даже зная, что намерен оставить меня и уйти к той любовнице-вампирше, я изнывала от жалости к нему.

Поглощенная своими горькими мыслями, я не заметила опасности, стоявшей прямо рядом со мной. Пока она не схватила меня за руку.

Один из банды вервольфов, крупный темноволосый парень, очень накачанный и очень вонючий, ухватил меня за руку. Он оставил жирные отпечатки своих лап на моих замечательных красных рукавах, и я попыталась вырваться.

— Пойдем-ка за наш столик и давай-ка познакомимся, сладенькая, — он ухмылялся мне в лицо. В одном ухе у него было два кольца. Я подумала — интересно, куда они деваются при полной луне. Но сразу же поняла, что передо мной проблема посерьезней. Выражение его лица было слишком откровенным; таким взглядом мужчины смотрят на тех женщин, что стоят на углу улицы в кричащих брюках и лифчике; короче, он решил, что я наверняка из таких.

— Спасибо, не надо, — вежливо сказала я, но привычно насторожилась: чувствовала, что этим дело не кончится. Но попытаться-то можно. У меня большой опыт работы в баре Мерлотта, я привыкла иметь дело с бесцеремонными парнями, но там у меня всегда была защита — сам Мерлотт. Сэм ненавидел, когда его сотрудниц лапали или оскорбляли.

— Конечно, киса, ты же хочешь познакомиться с нами, — настаивал он.

Впервые в жизни я пожалела, что нет со мной Буббы.

Я слишком привыкла, что те, кто пристают ко мне, кончают плохо. Я, наверное, слишком привыкла, что некоторые мои проблемы решают за меня.

Я подумала — может, испугать его, прочитав его мысли? Это было бы нетрудно — он весь тут передо мной, что для вервольфа необычно. Но дело не только в том, что его мысли скучные и неинтересные (все как обычно — похоть, агрессия), а в том, что если его банда получила задание найти герлфренд вампира Билла, про которую известно, что она барменша и телепат, а им в руки попадет именно телепат, то…

— Нет, — решительно отказалась я, — я не хочу идти сидеть с вами. Оставьте меня в покое. — Я соскользнула с табурета, чтобы не оказаться загнанной в угол.

— Ты тут без мужика. Настоящие мужики — это мы, милочка. — Свободной рукой он продемонстрировал мне свое хозяйство. Очаровательно. Тут я прямо сразу и испытываю сексуальное возбуждение. — Тебе будет с нами хорошо.

— Да будь вы хоть Санта Клаусом, вы меня не осчастливите. — И я изо всех сил наступила ему на подъем ноги. Эффекта я не достигла — он был в мотоциклетных ботинках. Я только чуть не сломала каблук. Мысленно я проклинала свои накладные ногти, потому что теперь руку в кулак не сожмешь. Я хотела врезать ему в переносицу свободной рукой; это очень болезненный удар. Ему придется меня отпустить.

Он зарычал на меня, по-настоящему зарычал, когда мой каблук ударил его по подъему ноги, но меня не выпустил. Свободной рукой схватил меня за голое плечо и вонзил ногти.