– Разведка. Что-то вроде израильского ЦРУ.

– Да, – кивнула Марина, одной рукой растрепывая сохнувшие волосы. – Моссад как-то излишне активизировался в этом году. Израильтян не интересуют наши военные базы, но вот военно-технические секреты они покупают оптом и в розницу. Наш отдел выяснил, что все те фарцовщики, которых завербовал Моссад, входят в группу Рубена. А «спартаковцы» – это его конкуренты.

Специализация у них чисто уголовная – вымогательство, грабежи… Еще бы дня два-три, мы бы все подготовили, подтянули бы бойцов из «Альфы»… И вдруг этот предатель! Вот «спартаковцы» нас и опередили. Теперь придется все заново начинать… – взяв паузу, девушка лукаво улыбнулась: – Ты обещал мне еще один сеанс!

Улыбнувшись, я кивнул и опустил ладони на крутое бедро моей «боевой подруги». Рана уже почти заросла, только пятачки незагорелой кожи выделялись нежно-розовым цветом. Я плавно водил руками, между мной и «скво» оставалась лишь тонкая ткань халатика, но как часто даже фланель кажется нам многотонной броневой плитой, сплавленной из запретов и стыда, и мы отказываем себе в праве проникнуть за положенный предел, такой желанный – и недосягаемый.

«Философ бочкотарный…» – подумал я.

– Всё! – выдал вслух. – Отдохни хотя бы сегодня, выспись как следует, ладно? Тогда завтра сможешь гоняться за «спартаковцами» и моссадовцами. А мне пора.

– Уже? – огорчилась девушка. Ее губы дрогнули. – Я там платье замочила, постирать… Смотрю, а весь подол в крови… Мишка… – перешла «скво» на шепот. – Мишечка… Я ведь могла умереть по-настоящему, если бы ты вдруг не помог…

– Не вдруг, – решился я на ма-аленькую засветку. – О том, что произойдет сегодня в Бугаёвке, мне стало известно еще позавчера.

– Как это? – не поняла Марина.

– Думаешь, я знаю? – соврал я. – Просто такие мозги… Я ведь ставлю диагноз по малейшим, почти незаметным следам – по пульсу, по выражению глаз, по запаху… – Дальше стал сочинять: – А иногда, правда, очень редко, у меня в голове неожиданно создается некий образ – подсознание как бы моделирует реальное событие, которое должно произойти в будущем. Я не ясновидец, но… Как бы это объяснить? Ну, вот как с тобой было! Я еще весной увидел страничку какой-то колумбийской газетенки, кажется «Эль тьемпо дель Пасто», и там было фото – люди с автоматами на фоне сельвы. С краю стояла ты… Потом все лето мелькали какие-то обрывки, совершенно бессвязные, картинки непонятные, я их почти не замечал, а позавчера – раз! – и сложились в четкий образ. Я и так собирался в Бугаёвку, а уж когда понял, что там без меня погибнет Марина Теодоровна Исаева, оперативница из 7-го отдела ВГУ…[26]

«Росита» побледнела.

– Не знаю, может, мой мозг – живой коллектор рассеянной информации и как-то выуживает ее в ноосфере… – рассуждал я, жонглируя околонаучными словечками.

«Остапа несло…»

– Не волнуйся, трепаться о том, кто ты и откуда, я не собираюсь. Просто хотел объяснить, что у меня не видения бывают, как у святош, а происходит что-то вроде сверханализа. Для чего я тебе все это рассказываю? Хочу, чтобы ты мне верила.

– Я тебе верю, – тихо сказала Марина. – Правда.

– А важную информацию передать сможешь? Как связница?

– Смогу! – серьезно ответила девушка.

– Тогда запомни: на Америку работают два высокопоставленных предателя, – построжел и я, хотя ощущал себя как на съемках малобюджетного фильма «про шпиёнов». – Первый из них – генерал-лейтенант ГРУ Поляков, ныне наш резидент в Бомбее и Дели. Мотив – якобы мстит за умершего сына. Оперативный псевдоним, данный ему в ФБР, – «Топхэт». Сдал американцам десятки наших нелегалов, в том числе «Мэйси» – капитана ГРУ Марию Доброву. Потом его переманили цэрэушники. Оперативный псевдоним, присвоенный в ЦРУ, – «Бурбон». Передал туда буквально ящики совершенно секретных документов! Дома у Полякова и на даче полно тайников – ищите и обрящете. Второй гад – Олег Калугин, генерал-майор КГБ, начальник Управления «К». Преданно служит ЦРУ то ли с 1960-го, то ли с 1958-го. Завербованный им агент «Кук» – американская подстава, чтобы гнать нам «дезу». Калугин сдал кучу иностранцев, работавших на советскую разведку, и… В общем, ясно.

Тут я замешкался. Пора было прощаться, и что сделал бы настоящий герой на моем месте? Правильно, небрежно поцеловал бы девушку – и отправился бы спасать мир дальше. Значит, я не настоящий! Не получалось у меня наклониться к Марине, чтобы достать губами хотя бы до ее щеки. Одеревенел!

И тогда девушка приподнялась сама, подставляя нежные губки.

– Пока, – улыбнулась она, отрываясь после недолгого, увы, поцелуя.

– Пока…

Подхватив сумку с подарками, я неловко поклонился, ощущая, как теплеют щеки. Хоть спички о них запаливай. Пр-роклятый возраст!

Суббота, 31 августа 1974 года, вечер.

Первомайск, улица Дзержинского

– Нормально съездил? – улыбнулся батя с непонятной ехидцей.

– Нормально… – я стал расстегивать сумку.

Отец склонился, вроде как помогая мне, и шепнул:

– Помаду сотри! В уголку. Нет, слева, – и громко добавил: – Как успехи на ниве торговли?

– Нормально, – буркнул я, ругая себя за оплошность.

– Вам-то нормально, а я вся испереживалась! – пожаловалась мама.

– Сейчас подниму тебе настроение! – Я вынул самую верхнюю коробку и преподнес матери. – Примерь черевички.

Мама охнула, оживилась сразу, мигом запулила тапки под стол и бережно, на половичке, обула новые туфли.

– Как раз! – просияла она и кинулась меня целовать.

– Да ладно… Бать, это тебе! – я сам раскрыл коробку с «Чори». – Держи!

Отец помял руками черные полуботинки.

– Ух ты, мягкие какие! – подивился он. – Ну-ка… Впору! – обувшись, батя походил туда-сюда, а потом обернулся ко мне и улыбнулся, немного грустно: – А ты уже совсем вырос, Мишка… Родителей снабжаешь!

– Ну, надо же когда-нибудь начинать, – неловко усмехнулся я. – Не всё ж вам одним!

Мама звонко рассмеялась, обняла меня со спины, и тут вошла сестренка.

Мгновенно разобравшись в ситуации, Настя посмотрела на меня выжидающе, как тот кот в «Шрэке» – глаза совсем круглые стали, и в них плескалось если не море, то озеро надежды – точно.

– Не забыл, не забыл, – поспешил я с оправданием и вручил Настеньке сабо. – Вот! Носи на здоровье.

– Спасибо, спасибо! – запищала сестренка, бросилась ко мне и поцеловала.

Мама умилилась…

…Завечерело. С неба тихонько, крадучись, опустилась ночь, закутывая город в черноту, завораживая мечтателей россыпями созвездий и подменяя грубую дневную ясность изысканной темнотой. Еще ходили автобусы, развозя по маршруту желтый свет в полупустых салонах, а люди спешили к гастроному, испытывая ежевечернюю суету, выбегали из его высоких «министерских» дверей, торопясь домой, обвешанные покупками, как беженцы скарбом. Издалека, едва слышный, донесся гудок электрички, прощавшейся с уходившим летом.