Горячая волна подступила к сердцу, дыхание сбилось. Главное – добежать до деревни! Пусть свои что угодно с ним делают, хоть на кол сажают, хоть в кипятке варят, лишь бы не превратиться в волкодлака.

Заросли внезапно расступились. Гридя вылетел на небольшую поляну, вокруг которой полукругом стояли мощные сосны. Посреди поляны возвышался идол с волчьей головой и с ненавистью смотрел прямо на него. Гридя замер от ужаса. Неужели оборотень пригнал его прямо к своему логову? Нет, кажется, никакой не идол, а разломанный бурей сосновый кряж. У страха глаза велики!

За спиной послышалось шумное дыхание, из зарослей, пыхтя и отдуваясь, показался упырь. Медлить нельзя. Гридя закричал, дабы отогнать страх, и бросился к спасительным соснам. Но успел пробежать лишь шагов двадцать, как увидел, что из леса прямо на поляну выходит здоровенный волчара.

Лютый взглянул ему в глаза, ощерился и в несколько прыжков преодолел расстояние, их разделявшее.

Гридя бросился в сторону, но разве от лютого уйдешь. Волк сбил его с ног и навис над ним. Гридя закрыл глаза и приготовился к смерти.

* * *

То, что парнишка со странностями, Степан понял, едва увидев его. Но чтобы до такой степени!

С трудом дотащив Шустрика до берега, Белбородко остановился, чтобы немного передохнуть. Отвлекся от парня, а тот улучил минуту и дал стрекача.

«Ну и черт с ним! – взъярился Степан. – Что я ему, нянька?» Но совесть принялась грызть печень, что твой орел. Ведь пропадет, дурень! Как пить дать, пропадет!

– Да стой ты, дубина деревенская, – заорал Степан и бросился вдогонку.

И догнал-таки, чтоб ее, судьбу такую!

Над парнем стоял здоровенный волчара с совершенно определенными намерениями, пасть ощерена, с клыков капает слюна. Ведь сожрет проклятый! А недавний «утопленник» лежит, как мороженый хек, и плавниками не шевелит!

– Шел бы ты, серый, восвояси, – громким низким голосом проговорил Степан. – Неровен час, покалечу.

Волк повернул шею и взглянул на Степана. Глаза зверюги горели, как два уголька, только что вынутые из печи. Белбородко ответил долгим тяжелым взглядом. Смотреть волку в глаза можно лишь в одном случае, когда намерен драться. Что ж, именно на бой Степан его и вызывает.

Рассмотрел, стервец, даром что ночь! Зверь зарычал и, мягко спрыгнув с парня, пошел на Степана. Его темный силуэт был едва заметен в свете луны.

«Сейчас бросится, – пронеслось в голове, – здоровенный, черт!»

Степан развернулся к зверю лицом, чуть подсогнул ноги, расфокусировал зрение, выкинул обрывки мыслей. Угрожающе зарычал и двинулся навстречу. Для того чтобы победить зверя, нужно самому превратиться в зверя…

Волк от подобной наглости аж шарахнулся, чай, не бойцовый пес, привык к тому, что жертва драпает без оглядки.

– Гр-р-р, – ощерился Степан, – ну, давай!

Волк присел на задние лапы и прыгнул, метя в шею.

Степан ушел в сторону и ударил локтем. Эх, жалко, в пах не попал! Волк взвизгнул и отлетел, но тут же вновь бросился в атаку.

Белбородко вновь ушел, но на сей раз не так удачно, как в прошлый, – клок куртки остался в зубах нападавшего.

– Ах ты, тварь!

Степан быстро снял куртку, развернулся к зверю чуть боком, наклонил голову, прикрыв горло подбородком. Прыжок! Клыки вспороли предплечье. Наплевать, рана пустячная, зато куртка оказалась наброшена на голову зверя, а руки – спасибо, папенька силушкой не обидел – сомкнулись вокруг косматой шеи. Волк забился, стараясь вырваться из смертельных объятий, зарычал. Степан ответил столь же истовым рыком и вместе со зверем повалился на землю.

Наиболее уязвимые места у собаки, а значит, и волка – глаза, нюх, затылок, ребра и пах. Не особенно уворачиваясь от клыков, в драке без крови не бывает, Степан со всей силы придавил зверя коленом так, что тот взвизгнул, и от души врезал по нюху, потом по затылку. Но, видимо, недостаточно сильно. Недруг взвыл, извернулся и вскочил на лапы.

Черная спортивная куртка все еще болталась на морде, так что волк ничего не видел. Не раздумывая, Степан прыгнул на него, придавил к земле и, схватив первое, что попалось под руку – косматую лапу, – принялся ломать…

Боковым зрением Белбородко заметил, как парень поднялся и бросился в лесок. Вот гаденыш, мог бы и помочь! Хотя проку от него было бы немного, может и к лучшему, под ногами мешаться не будет.

Труднее всего было разобраться с рычагами. Черт его знает, где у волка колено, а где бедро, на что жать и что выкручивать. Вдобавок ко всему лапа была поджата чуть ли не под брюхо, и как вытащить ее, лежа на противнике, опять же знает только рогатый.

Волк рычал, мотал башкой и изо всех сил старался сбросить обнаглевшую добычу или, по крайней мере, развернуть голову и вцепиться зубами. Но усилия ни к чему не приводили, оно и не удивительно, веса в Степане было чуть не центнер, а при борьбе в партере, как известно, кто тяжелее, тот и прав…

– Что, не нравится, скотина?

Волк страдал душой и телом. Мало того, что охотничья удача повернулась к нему хвостом, так еще и обгадила из позорного места. Такого унижения серый еще никогда не испытывал.

В конце концов волку удалось чуть вывернуться. Тварь едва не вцепилась Степану в лицо.

– Ах ты… – едва успев отшатнуться, матерно выразился Белбородко, – ну, ты у меня попляшешь!

Он отпустил лапу, сплел пальцы в замок и врезал зверюге по затылку. Человек после такого удара прекратил бы все противоправные действия разом, но за волка грудью стояла природа-мать!

Недруг клацнул нижней челюстью о землю, взвыл, рыкнул – и снова за свое.

«Хорошо тебе без мозгов, – подумал Степан. – Ладно, вернемся к старому доброму джиу-джитсу».

Вмазал еще разок для порядку и тут же вцепился в лапу. На сей раз зверюга немного «поплыла», не успела подобрать конечность. Степан со всей силы рванул – хрусь! Лапа согнулась в сторону, не предусмотренную заводом-изготовителем, и волк завизжал, как щенок, попавший под асфальтоукладчик.

– Конечно, больно, когда лапу ломают, всегда больно!

Снова ударил по затылку и принялся за переднюю левую. Хрусь. Вновь жалобный визг. Захватил шею в «железный замок», сдавил со всей силы. Волк захрипел, из пасти полилось что-то зловонное и липкое. Степан все сильнее и сильнее сдавливал горло зверя. Вскоре хрип перешел в сипение, бугры мышц под косматой шеей разгладились, от шеи к крестцу прошла судорога, и зверь затих.

– Аминь!

Степан перевалился через волчье тело и распластался на земле, распахнул руки, словно обнимая ее. Как же хорошо просто дышать, просто жить! Как хорошо, когда никто не пытается тебя сожрать. Но сие бывает редко!

Он перевернулся на спину и зачем-то подмигнул луне. Попытался встать. Черт! Кажется, растянул сухожилие, пока барахтался в партере. Не ступить! А это еще что?!