— Не утруждайся.

— Ясь…

— Все нормально, — я скованно улыбаюсь, — честно. Я знаю, что ты ни в чем не виноват.

— Прямо-таки знаешь?

— Знаю, — и я не вру. Чувствую на подсознательном уровне, что он не обманывает меня, что Ольга для него за пределами интересов.

…Но что, если появится кто-то другой? Не такой приставучий, не такой тупой и навязчивый? Что тогда?

Я ненавижу сомневаться, от этого почти больно и давит в груди. Мне нужны гарантии и твердая уверенность. По-другому я не умею.

— Ольге я все сказал, но у меня такое чувство, что она ничего не услышала. Я, если честно, вообще не понимаю, что у нее в голове.

Никто не понимает. Дикая смесь розовых пони, «хочу» и «дай».

— Я с ней сама поговорю.

И теперь разговор будет совсем другим. Мое терпение закончилось.

Одно дело вопить и стучать пятками дома перед родителями, совсем другое — сунуться к Владу, зная, что мы с ним живем вместе, спим в одной постели и планируем совместное будущее. Это уже не просто наглость, это диверсия в чистом виде. Я ей такого не спущу.

Влад не трогает меня, наблюдает за тем, как меняются эмоции на моем лице и чего-то напряженно ждет:

— У нас все хорошо?

— Все отлично, — скупо киваю в ответ.

— Тогда почему мне кажется, что это не так?

— Мне просто не понравилось то, что я почувствовала, — говорю честно, как есть.

То, что я испытала, увидев этих двоих рядом — это было жестко. Настолько жестко, что у меня начинается откат. Во рту пересыхает, сердце едва бьется, а по спине катится холодный пот.

— Это побочный эффект, — тихо говорит он, — того, что любишь.

Внутренности снова скручивает двойным морским узлом.

Я действительно его люблю. Может слишком быстро и неправильно, но это так. Своим напором в купе с мужской харизмой и обаянием Влад сделал невозможное. Пробил брешь в моей рациональной защите, ворвался в мои мысли, сердце, душу. Заклеймил их.

Он с самого начала знал, что так будет.

Улыбался, смотрел снисходительно-ласково, давал время привыкнуть, а на самом деле знал, что я никуда от него не денусь. Я могу сколько угодно пыжиться и изображать из себя стальную леди, но мы в разных весовых категориях. Глупая девочка, переоценившая свои силы и мистер Великолепный, который всегда получает то, что захочет.

Мне становится страшно.

— Ясь? — обхватывает ладонями мое лицо, вынуждая поднять взгляд.

Мне нечего сказать. Я просто смотрю на него, смиряясь со своей участью и понимая, что мне уже никогда не освободиться, что этот плен слаще любой свободы, несмотря на все сомнения.

Он склоняется ниже, касается моих губ своими. Дыхание обрывается, а сердце сжимается в маленький испуганный комок и едва бьется.

Я закрываю глаза и подаюсь ему навстречу. Это мой выбор и будь, что будет.

Всю дорогу я давлюсь своими чувствами, не в состоянии отдышаться после нервной встряски, которую мне устроили.

Я пытаюсь понять, это нормально или нет, когда вот так крутит. Когда перед глазами раз за разом встает картина того, как Ольга на нем висла. Или того, что было бы, позарься Швецов на ее прелести.

Ревность уродское чувство. Мне кажется, раньше я была счастливее, потому что не знала каково это, когда все сжимается внутри, и кажется, что в воздухе не осталось кислорода.

Я иду домой, но не к нам с Владом. Возвращаюсь туда, где родилась, росла, жила всю сознательную жизнь. Меня несет вперед вовсе не ностальгия и не тоска по родительскому гнезду, а ярость, кровожадное желание рвать и крушить.

Дом встречает меня тишиной. Отец еще на работе, тетя Лена или по торговому центру гуляет, или к подругам ушла.

А Ольга…Ольга должна быть где-то здесь. Я эту гадину нутром чувствую.

Я поднимаюсь на второй этаж, без стука захожу в ее комнату и слышу халтурное писклявое пение, доносящееся из ванной. Сегодня я ненавижу ее голос. Мне хочется сделать кляп и затолкать его ей в рот, чтобы больше никогда не слышать гадких слов.

Вода выключается, но песни по-прежнему льются одна за другой. Наверняка, вертится перед зеркалом, изображая звезду.

Чувства такта у меня не осталось. Стыда и совести тоже, поэтому я бесцеремонно распахиваю дверь.

Так и есть, Ольга стоит перед высоким, во весь рост зеркалом и поет, используя вместо микрофона бутылку с шампунем.

Увидев меня в отражении, она затыкается, замирает, по-кукольному вытаращив глаза:

— Яська, ты что тут делаешь?

Похоже она вообще не парится о том, что произошло. Подумаешь, притащилась к парню сестры и попыталась ему в штаны залезть. А чо такова?

— К тебе пришла. Поговорить.

— Пфф, у меня нет времени. Я занята, — снова поворачивается к зеркалу и строит глазки своему отражению.

— Зато я нет, — и прежде, чем эта зараза успевает отреагировать, хватаю ее за волосы и прямо как есть, голую и сырую вышвыриваю в комнату.

— Ты сдурела? — она некрасиво падает на ковер, — Я маме скажу!

— Да хоть папе! Ты какого черта сегодня устроила?

— А что? — тут же ядовито улыбается, — Владик вспоминает про меня?

— Да ему вообще по барабану!

— Ну-ну, утешай себя.

— Еще раз спрашиваю. Чем ты думала, когда к нему лезла? Ты же прекрасно знаешь, что мы живем вместе, что у нас все серьезно, и все равно посмела к нему сунуться!

— И что из того, что вы живете вместе? Сегодня под одной крышей, а завтра разъедетесь. Что же теперь себе во всем отказывать из-за тебя?

Это уму не постижимо.

— То есть ты считаешь, что это нормально?

— Конечно, Ярочка. Ты же знаешь, я всегда делаю, что захочу. А сейчас я хочу Влада. Тем более он так пахнет. Мммм, — гадина мечтательно прикрывает глаза, — у меня до сих пор на языке горечь хвойного яблока.

Почему-то упоминание этого запаха окончательно выбивает меня из колеи. Это мой Влад! И никто не будет его нюхать кроме меня!

Я отхожу от нее. Бешеным взглядом веду по стене и натыкаюсь на полку, где выставлена Ольгина коллекция стеклянных статуэток котов. Она с детства их собирает.

— О, что это у нас тут? Котяточки? — одним жестом сметаю все ее побрякушки на пол. Что-то с треском разбивается, что-то закатывается под кровать, а на что-то я наступаю с особым удовольствием.

— Ты чокнулась, — визжит она, — это же мое!

Следом за котятками на пол отправляются ее фотографии в золотых рамочках, книги к которым никто никогда не прикасался, все бумаги со стола.