Говорит Михаил Владимиров, актер театра и кино, ведущий актер Театра сатиры:

«МихМих — так мы его называем в семье. И уже так долго, что это трогательное и смешное прозвище «ушло в мир». Теперь даже посторонние люди его так называют. Спрашивают нас: «Как МихМих?»

МихМих для меня родной. Он, по сути дела, мой второй папа. Родной мой папа был той самой «Авдотьей Никитичной» — это знаменитый Борис Владимиров. А моя мама — родная сестра Михаила Михайловича Державина.

Папа умер в 1988 году, когда мне было 12 лет. Вот и получилось так, что Михал Михалыч меня дальше воспитывал. Да и когда папа еще был жив, когда он уезжал на гастроли, я часто оставался на попечение Державиных.

С самого раннего детства я словно был пристегнут большой пуговицей к Державиным. Получалось так, что МихМих мне уделял даже больше времени, чем папа. Мы с ним все время ездили куда-то — то на рыбалку, то по каким-то делам… Помимо самых разных качеств, которые я перенял от него, я прежде всего благодарен Михал Михалычу за то, что он привил мне рыцарское отношение к женщинам. Конечно же, не поучениями, а своим примером. Сам он всегда относился к женщинам, будь то его родные и близкие — мама, сестры — или просто коллеги, знакомые, с огромным уважением и нежностью. Был благородно предупредителен, всегда готов прийти на помощь и в большом, и в малом.

Думаю, именно благодаря Михал Михалычу я вырос хозяйственным парнем. Ведь МихМих очень рукастый. Причем до моего появления у него были одни дамы в семье — мама, три сестры, жены, дочка. И он страшно обрадовался, когда появился я: «Наконец-то явился помощник! Есть кому передать свои навыки».

Я все детство смотрел, как он что-то мастерил. Как-то у нас за домом во дворе Щукинского училища, где хранились старые декорации, он нашел довольно симпатичный стол, сработанный под старину. МихМих его реставрировал, и мы вместе покрывали его лаком.

Михал Михалыч просто обожал все делать сам. Потом мы неделями пропадали на его даче. От деда там оставались какие-то старенькие разболтанные табуретки. МихМих их ободрал, ошкурил, и мы привели их в полный порядок. А еще он рисует, пишет картины. Теперь он пишет, к сожалению, редко, хоть мы пытаемся его в этом направлении устремить: давай, мол, давай! у тебя же потрясающе получается! Действительно, он даже на салфетках за столом может в секунду набросать дружеский шарж (причем удивительно похожий и смешной) на кого-то из участников застолья.

Отдельная тема — рыбалка. Сейчас-то я немного остыл, а раньше мы постоянно ездили. Никакая непогода нас не останавливала. Бывало, проливной дождь хлещет за окном, Роксана с моей мамой причитают: «Куда вы?! Сидели бы дома», а мы снаряжаемся в путь. Рыбалка — потрясающий процесс, который МихМих всегда любил и обожает до сих пор.

Потом он меня научил водить машину. Начинал-то я учиться еще с папой, сидя на его коленках, а потом МихМих уже серьезно научил водить. Помню, тогда у него был автомобиль «Нива». На нем мы и ездили в Плесково по Калужскому шоссе, там был дом отдыха для актеров Театра Вахтангова.

Когда-то наш дедушка, войдя в контакт с местными, выяснил, что там жила внучка мельника графа Шереметьева. Вот в бывшем доме этого мельника мы и жили каждым летом — вплоть до 2000 года. Это был старый бревенчатый дом с печкой, разделенный на две части. Там успели побывать все — и Миронов, и Ширвиндт, и Горин… Народ, проходя мимо, застывал, не мог пошевелиться.

Мой папа привозил туда и легендарного футболиста Яшина, и космонавта Поповича. Миронов, Ширвиндт, Горин, устав от своей напряженной программы в Москве, говорили так: «Все, хватит! Едем к Мине в Плесково». А там — тишина, раздолье, лес, грибы, река, рыбалка…

Сейчас там все разрушено. Теперь я не езжу туда. Как-то не хочется. Хочется оставить в душе только хорошие воспоминания.

Я только сейчас в полной мере понимаю, что, когда не стало папы, я в подростковом возрасте вполне мог, что называется, «сбиться с пути» — или попасть в дурные компании, или просто заплутать, не найдя своего предназначения в жизни. Но мне так нравилось проводить время с дядей, который так бережно и в то же время ненавязчиво меня воспитывал и направлял, что это «что-то плохое» стало просто невозможным. Вообще Михал Михалыч всегда очень внимателен и чуток ко всем, кто рядом. У него необыкновенное умение убеждать в своей правоте, причем без малейшей жесткости, а чуткими подсказками, аккуратными поправками. При этом кажется — ты сам думаешь и принимаешь решение, а не он тебя ведет. До сих пор слышу эту его интонацию: «Майк, ты понимаешь, я бы сделал так…» И ты походишь, походишь и сделаешь так, как он советует, потому что поймешь — он прав.

МихМих — антиконфликтный человек. Я ни разу в жизни не видел его в гневе, его вывести из себя невозможно. Возможно, кому-то когда-нибудь и удавалось, но я в свои сорок лет (а ему за восемьдесят) не вспомню случая, чтобы он повысил на кого-то голос, с кем-то поругался. Даже в театре! То есть при множестве конфликтных ситуаций, которые театр генерирует по определению. Я работаю в театре уже 20 лет, вместе мы с МихМихом успели поиграть не очень много, но довольно много репетировали… У меня такой характер, что могу и с партнерами, и с режиссером поспорить, но… все время себя останавливаю, как только подумаю о Михал Михалыче — о том, что он бы так не сделал.

Он — потрясающий партнер по сцене. Обожает импровизировать и разыгрывать актеров. Об этом ходят легенды. Но, зная, что я очень слаб на «раскол», МихМих меня все же щадил, как мне кажется, не «раскалывал» так часто, как мог бы. Мне ведь достаточно палец показать, и я рассмеюсь. Я даже выбегал порой со сцены не в силах сдержать смех.

Это особенный актерский навык — выдерживать «раскол». Вот Александр Анатольевич Ширвиндт — непробиваемый, может улыбнуться (это максимум!), но чтобы потерять контроль, — нет, такое просто невозможно.

Когда у меня родилась дочь, МихМих сразу стал для нее образцовым дедушкой. И она в нем души не чает. Кстати, у него всегда была способность придумать в секунду какую-то вещь, очень интересную ребенку и в то же время полезную для него. Памятуя об этом, я, если дочка долго не засыпает, говорю ей: «Сейчас будем звонить льву». И она уже знает, что звонок льву предвещает маленькое веселое приключение на сон грядущий. (Кстати, меня в детстве МихМих таким же способом в постель укладывал.) И вот мы с дочкой набираем номер МихМиха: «Але! Это лев?» Он сразу все понимает: «Да-а, а это девочка Соня? Почему же ты, Соня, не спишь? Ты хорошо себя вела сегодня?…» Воспроизводит специальный «львиный голос», богатый обертонами и интонациями. Это очень трогательно. Он умеет это делать.