потом и вовсе начинаю вырываться.

– Пусти, ненормальный! – только сейчас осознала, что из такого положения нереально выбраться. Особенно, когда удерживает такая махина.

– Если я сказал не брать деньги, значит их брать нельзя! – еще один хлесткий шлепок. И, черт возьми, лучше бы было больно, чем так унизительно. – Ты поняла меня?

Еще сильнее зажмуриваю глаза и прикусываю нижнюю губу. Ни за что не отвечу, пусть хоть все отобьет. Следом последовал еще один шлепок. Аналогичный вопрос, снова молчание и хлесткий шлепок. Еще один и чувствую, как хватка Медведева ослабла.

Кое-как выбираюсь из его недавнего захвата, выпрямляюсь во весь рост и одергиваю задравшееся платье. Какой позор!

– Ненавижу тебя, ты такой же как все. А может быть, даже хуже.

– Поздравляю с лишением еще одной девственности. Ты наконец-то стала что-то понимать.

– Да пошел ты.

– Куда?

– На растение.

Первым моим порывом было немедленно забрать свой рюкзак и уйти отсюда куда глаза глядят. Однако, в итоге я оказалась на кровати. Причем совершенно не помню как. Очухалась более-менее, когда стало неприятно лежать на мокрой от слез подушке. Перевернула ее на другую сторону и заставила прекратить себя реветь.

Цель Медведева была не в физической боли, ее в принципе не было. Он знал, что это меня унизит и так или иначе я не захочу повторений. Доходчиво ли объяснил, что его надо слушать? Вполне. Сейчас я даже могу признать, что решение выйти на улицу было глупым. Ну почему же при всем этом мне хочется в ответ сделать ему какую-нибудь гадость? Не доросла я еще до этого. Не доросла…

Несмотря на обиду и бушующие эмоции, мне жуть как захотелось спать. Видимо, сказалась бессонная ночь. Уже через пару минут меня унесло в царство Морфея.

Хорошо. Ну очень хорошо. Так и хочется мурчать как кошечка от столь приятных поглаживаний головы. Тело расслабляется и хочется еще и еще. Только это внезапно прекратилось. Нехотя разлепляю сонные ото сна глаза. В комнате темно, но не настолько, чтобы не увидеть Мишу, сидящего на моей кровати. Смотрит на меня, не отрывая взгляда и молчит.

Какое-то странное, затянувшееся молчание. Извиниться пришел? Так молчит. Сама же не решаюсь нарушить тишину после случившегося. Медведев же, вместо того чтобы что-то сказать, подносит ладони к лицу и начинает с силой его тереть. Становится не по себе. Вот что ему сейчас надо? Наконец открывает ладони от лица и переводит на меня взгляд. Ну давай, извинись, и я не буду придумывать, как тебе отомстить.

– Твоя кошка обоссала пол в гостиной. Иди отмывай. С мылом, а потом спиртом. Если еще раз она так сделает при мне, я выброшу ее на улицу.

Рывком встает с кровати и, не оборачиваясь, выходит из комнаты, не закрывая дверь.

Хотела извинений, похвалы за завтрак и внешний вид? Ну, получай, Мария. Не забудь поблагодарить.

* * *

В некотором роде, я благодарна Мише, что вечером после случившегося он, как и обещал, дал мне работу. Вот только спустя неделю я поняла, что радоваться этому рано. Я совершенно не готова к самостоятельной жизни. Ума не приложу, как женщины успевают работать и заниматься домашними делами. На мое счастье, готовить ужины не пришлось в виду того, что Миша почти всегда отсутствовал дома. Уходил рано, приходил поздно, только ночевать. И то не каждую ночь. И если уж быть честной перед собой, я этому была рада, ибо стала его побаиваться.

Я же почти весь день проводила за текстами. Нудное, неблагодарное занятие, за которое мне еще даже деньги не заплатили. Причем за половину текстов и не заплатят. Такое себе занятие – для обеспечения себя. Возможно, когда я увижу первые заработанные деньги появится второе дыхание, а пока моя свободная жизнь совсем не вяжется с тем, какой я себе ее представляла. Благо есть два приятных занятия – игры с кошкой и ночные чтения книг.

Наконец, удовлетворенная своей работой, я закрыла ноутбук и перевела взгляд на часы. Супер. Закончить с работой в двенадцать дня – это рекорд.

– Кушать хочешь? – перевожу взгляд на ластящуюся Соню. – Сейчас насыплю.

Улыбка моментально слетела с губ, как только я заметила ее «подарок» в гостиной.

– Твое счастье, что ты это сделала не при нем. Фу, Соня, фу!

Что такое отчаяние, я поняла только сейчас. Медведев точно ее выбросит. Да чтоб тебя! Кидаю тряпку, не в силах остановить свой слезный поток. Два часа. Ровно два часа я потратила впустую. Пальцы уже не слушаются, рука как будто онемела. Коленки тоже болят от постоянного нахождения в таком положении. И никакого результата. Ну почему я настолько никчемная?

– Что случилось? – да как он это делает?! Почему я никогда не слышу его прихода?

– Ничего, – как можно спокойнее произношу я, шмыгнув носом. Ну и как скрыть это пятно?

– А ревешь чего?

– Просто в глаз попала кошачья шерсть, вот и слезы текут. Аллергия, наверное.

– Аллергия бы проявилась раньше. Ты с кошкой живешь уже больше недели. Почему на полу сидишь? – вполне дружелюбно интересуется Миша, наклонившись на корточки.

– Просто так. Молилась. На коленях самое то, – Боже, что я несу?!

– О чем молилась?

– О твоем здравии, – вот уж всего ожидала, но точно не того, что Медведев через какое-то мгновение обхватит одной рукой мой подбородок и смахнет тыльной стороной второй ладони мои слезы.

– Так что случилось?

– Я уже два часа оттираю лужу за Соней. Разными средствами, не знаю, как так пропиталось, что осталось пятно. Я, видимо, была сильно увлечена текстами, и не заметила. Наверное, лужица была с раннего утра.

– И?

– Что и? Ты сказал, что, если она еще раз нагадит при тебе, ты ее выбросишь. А след от лужи это не то же самое?

– То же самое.

Миша отпускает мое лицо, приподнимается с корточек и подходит к комоду. Берет статуэтку в руки.

– Ты что собрался убивать кошку статуэткой?! У тебя совсем крыша поехала.

– Посмотри, сейчас пятно есть?

Опускаю взгляд на пол: ничего нет. Секунда и снова есть, но в другом месте.

– Маша, это тень, а не пятно от кошачьей мочи, – на удивление спокойно произносит Миша, при этом улыбается.

Ну все, клеймо тупицы года уходит мне. Пока я размышляю об очередном своем позоре, Миша подходит ко мне