однажды опубликовали роман Мейлера, поделив на несколько выпусков? — Я покачала головой, хотя на самом деле знала об этом: Дон был фанатом Мейлера. — Во всех журналах печатали рассказы. В женских журналах в том числе. И Сэлинджер печатался везде. Его повесть выходила в «Космополитене». Настоящая длинная повесть.

— В «Космо»? — потрясенно спросила я.

— И в «Мадемуазель», кажется. И в «Домашнем очаге», и в «Лейдис Хоум Джорнал». По крайней мере, в каком-то из них точно. — Хью замолчал, а его рука описала круг, видимо, бессознательно, и я не знала, что должен был означать этот жест.

Разумеется, я знала, что в глянцевых журналах раньше печатали рассказы, главным образом потому, что писала диплом по Сильвии Плат, а у той был пунктик продавать рассказы в глянец. Но Сэлинджер в «Домашнем очаге» — как-то это слишком, решила я, — или в «Космо» с его советами по достижению множественных оргазмов? Это казалось настолько абсурдным, что я чуть не прыснула.

— Ты же знаешь, чем раньше занималась твоя начальница? — спросил Хью внезапно резким голосом.

Я растерянно покачала головой.

— Она была первым сериальным агентом. — Хью кивнул, будто сам с собой соглашался. — Ее наняли как первого сериального агента, она продавала рассказы в журналы. Рассказы всех авторов, которых представляло агентство. Она занималась этим годами, а прежде работала в журнале ассистенткой редактора отдела художественной литературы.

— А в каком журнале? — спросила я.

Хью поднял брови и улыбнулся:

— В «Плейбое».

— В «Плейбое»? — прошептала я.

Решила, что он шутит. Представила начальницу в ее вечных водолазках и свободных брюках в редакции мужского журнала — ну-ну!

Но Хью торжественно кивнул:

— Раньше там публиковали серьезную литературу, между прочим. И до сих пор публикуют. — Он смущенно откашлялся. — Про «Плейбой» всегда шутят, мол, «я читаю его ради текстов», и кажется, что на самом деле так никто не делает. Но они очень хорошо платят, и для них пишут лучшие авторы.

— А «Шестнадцать дней Хэпворта», значит, моя начальница продала? — Почему-то при мысли об этом мое сердце забилось чаще. — В «Нью-Йоркер»?

Хью покачал головой:

— Нет, это было еще до нее. Наверно, Дороти заключила эту сделку. Хотя мне кажется, что в те времена Сэлинджер сам сразу отдавал свои рассказы в «Нью-Йоркер». — Он вздохнул и покачал головой, словно разгоняя туман. — «Шестнадцатый день Хэпворта» — это письмо домой из летнего лагеря, — пояснил Хью, и голос его показался мне каким-то странным, сдавленным. Я поняла, что он сердится. — Сеймур Гласс, мальчик семи лет, пишет родителям из лагеря. Письмо на шестьдесят страниц из летнего лагеря.

— Прямо-таки постмодернизм, — улыбнулась я.

Хью вздохнул и скептически посмотрел на меня:

— Считается, что это его худший рассказ. Честно говоря, не знаю, почему он решил издать его отдельной книгой. — Он покачал головой и указал на стеллаж, уставленный книгами Сэлинджера. — Он утверждает, что не хочет привлекать к себе внимания. Публикация новой книги станет настоящей сенсацией. Не понимаю его.

— Согласна, — кивнула я, но про себя подумала, что, возможно, понимаю Сэлинджера.

Что, если он умирает? Или ему одиноко? Или раньше он не хотел привлекать к себе внимания, а теперь захотел? Может, он понял, что хочет совсем другого, а прежде ошибался.

Наутро начальница задержалась у моего стола, прежде чем удалиться в свой кабинет:

— Позвони этим «Оркизес пресс» и попроси прислать каталог и несколько экземпляров книг.

Я кивнула, но она уже ушла, бесшумно ступая по толстому ковру. Я достала с полки справочник «Литературный рынок» — громадный том толщиной со словарь, где перечислены названия и адреса всех издательств страны и имена редакторов. И действительно, в справочнике нашлось издательство «Оркизес пресс» из Александрии, Виргиния. В графе «сотрудники» значилось «издатель: Роджер Лэтбери», тот самый Роджер Лэтбери, одолевший неприступного Сэлинджера. Других сотрудников не было. Я набрала побольше воздуха в легкие и позвонила по указанному номеру.

— Алло!

Трубку сняли сразу, не дождавшись окончания первого звонка; ответил бодрый высокий голос. Неужели сам Роджер Лэтбери? Я вдруг почувствовала себя глупо и растерялась, не зная, что сказать. Если я представлюсь сотрудницей агентства, поймет ли он, что я звоню от имени Сэлинджера? Впервые я пожалела, что начальница не надиктовала мне, что говорить.

— Здравствуйте, — наконец сказала я. — «Оркизес пресс»?

— Да, — ответил голос.

— Я из агентства… — Когда я произнесла название агентства, ко мне вернулось самообладание. — Мы расширяем клиентскую базу и хотим попросить вас прислать последний каталог и несколько ваших изданий.

— О, — ответил мужчина, — да, буду рад выслать вам эти материалы.

Если он и узнал название агентства, то не подал виду. А может, просто не знал, что агентство представляло Сэлинджера. Ведь они с Сэлинджером переписывались напрямую.

— Ну как, дозвонилась? — спросила начальница, когда я повесила трубку.

Прежде я не догадывалась, что из ее кабинета слышно, как я разговариваю по телефону, и покраснела, представив, какие еще мои разговоры она могла слышать за эти несколько месяцев.

— Да, — крикнула я.

Раздался шорох; начальница встала со стула и подошла к моему столу. Вскоре к ней присоединился Хью.

— Посмотрим, что за птица эти «Оркизес», — сказала она. — Нужно понять, что за книги там издают, в какой компании окажется Джерри. Взглянуть на обложки. Это очень важно для Джерри.

— Правда? — спросила я.

Я-то думала, что обложки Сэлинджера — все выполненные в одном стиле и уникальные, их нельзя было спутать ни с чем, — были изобретением «Литтл Браун». Мне казалось, что дизайном книжных обложек занимаются издательства. А писатели только пишут книги.

— Ох, милая моя! — воскликнула начальница. А Хью рассмеялся. — Ты не знала? У Джерри настоящий пунктик по поводу внешнего вида книг. Не только обложки, но и шрифта, бумаги, ширины полей, переплета… Всего. Никаких иллюстраций на обложке, только текст. Это все прописано в его контракте.

— Не дай Бог на обложке будет фото автора, — добавил Хью. — Он чуть не засудил британских издателей из-за обложки «Девяти рассказов».

— Не преувеличивай, — отмахнулась начальница. — Не стал бы Джерри судиться. Просто это его огорчило.

Вообще-то, на обложке первого издания «Над пропастью во ржи» была иллюстрация, странная и очень красивая, лиричная, я бы сказала, — карусельная лошадка, вставшая на дыбы. Я и сейчас видела ее краем глаза, сидя за столом. Но то была самая первая изданная книга Сэлинджера, а запрет на иллюстрации, видимо, возник потом, пришел вместе со славой, позволяющей авторам диктовать, что размещать на обложках своих книг. И, по правде говоря, я понимала Сэлинджера — он хотел, чтобы его читатели открывали его книгу, не имея никаких образов в голове. Это была благородная мотивация. Прекрасная мотивация.