– Насчет сада. Я узнавал. На вашу воспитательницу идут жалобы и от других родителей. Ситуация неоднозначная, но человек явно не настроен искать общий язык с детьми, предпочитая пользоваться чуть ли не дедовскими методами. За свою зарплату она не держится: не та сумма, ради которой стоит плясать.

Делаю паузу и жду ее реакции. Ни черта я не узнавал, хотя стоило бы. Но только так сейчас я могу узнать правду из ее уст.

Настя открывает рот и тут же замолкает. Делает маленький глоток чая, опуская взгляд.

– Я тоже слышала подобное. Да и в чате родителей пишут про это. Но замены нет, поэтому...

– Поэтому ты готова жертвовать психикой ребенка? Я могу понять, когда у людей нет выбора.

– У меня нет денег на частный сад! – возражает она тут же.

– А кто говорил о них? Я сам оплачу пребывание Дениса, твоя обязанность – определиться, какой именно сад больше подходит сыну. Можно взять в каждом несколько пробных дней и посмотреть, где ему будет комфортней. Оценить. Там везде есть камеры наблюдения. Ты в любой момент можешь посмотреть, что происходит, как общаются с твоим ребенком, чему его учат. Запросить запись за определенный день или час. Убедиться, что он на самом деле пообедал. Я не пытаюсь демонизировать муниципальные учреждения, но человеческий фактор никто не исключал. А я хочу дать сыну лучшее. Это нормальное желание любого родителя. Тем более когда есть возможность.

Настя водит пальцем по ободку кружки. Молчит. Но ее молчание для меня уже маленькая победа. Это означает, что она сомневается. Думает. Решает.

И я все же надеюсь, что мы сумеем договориться с ней мирным путем. Вначале о садике, потом о признании отцовства, и так мелкими шажками доберемся до опекунства.

– Хорошо. Только можно со следующей недели? – уступает наконец она. Один-ноль в мою пользу. – Я просмотрю варианты и скажу, что мне понравилось.

Тянусь за очередным пирожным, внезапно понимая, что оно последнее. Как-то незаметно за разговором я съел всю тарелку. Неожиданно.

– Договорились. Спасибо за чай. Все было очень вкусно. Мне пора. Завтра жду, как обычно, на работе, – решаю закончить на этой ноте. – И да, хотел спросить. Ты же не против, если я буду приезжать видеться с сыном? Забирать его к себе?

– Только вместе со мной! – вспыхивает Настя.

Какая-то часть меня внутри одобрительно качает головой.

– Без проблем. Рад, что мы нашли общий язык. Надеюсь, так будет и дальше.

Я прощаюсь с сыном, благодарю еще раз хозяйку за гостеприимство и с чувством удовлетворения покидаю квартиру.

– Настя, бабушке плохо! – выпаливает мама, стоит мне переступить порог дома после окончания трудового дня.

Денис крутится рядом, катая на большом грузовике подаренного отцом медведя.

– Что случилось? – Роняю от неожиданности ключи на пол. Бабушка по линии мамы живет в ста пятидесяти километрах от нас в небольшой деревеньке. Держит свое хозяйство, огород и наотрез отказывается переезжать в город. Отказывалась до сегодняшнего дня. Несмотря на возраст и проблемы со здоровьем.

"Что мне делать в ваших каменных джунглях? У меня тут воздух свежий, птицы поют, цветы кругом, зелень – благодать. Выйдешь утром на крыльцо, вдохнешь полной грудью – и жить хочется! А у вас что? Одни газы кругом. Все вокруг злые, люди негостеприимные, тьфу!" – слышим от нее, стоит завести разговор про переезд.

С одной стороны, ее можно понять. Она всю жизнь прожила в деревне, привыкла, прикипела к земле. С другой – душа болит, когда я понимаю, что бабушка там одна.

– Я не знаю толком. Позвонила соседка, теть Маша, сообщила, что сегодня скорая стояла у ее дома, а потом бабушку под руки вывели из дома и увезли. Я пытаюсь дозвониться до нее – телефон недоступен. Не отвечает. Я не знаю, что думать.

– Боже, мама.

– Нужно ехать! – твердо решает родительница. – Я уже Сереже сказала, он отвезет меня. Тебя ждала.

– Подожди, ты же не знаешь, где она. В больницу звонила?

– Я не знаю, где искать номер. Это же соседняя область.

– В интернете, мам, все в интернете!

Скидываю обувь, прохожу на кухню, плюхаюсь на стул. Дрожащими руками включаю смартфон и вбиваю название деревни. Нахожу больницу, к которой она относится. Не с первого раза, но мне удается дозвониться по указанному телефону и узнать информацию.

– Она уже дома. Отвезли в больницу, но она передумала, написала отказ и вернулась домой. Сама.

– Как сама? Господи, мне сейчас плохо станет, – хватается за голову мама.

Кулем валится на рядом стоящий стул.

Я вскакиваю с места, наливаю ей воды.

– Успокойся. Тем, что ты сейчас себя накрутишь, ты ей не поможешь. Она уже дома, слышишь? А раз уехала, значит, ничего страшного!

– Тогда почему она не отвечает, раз дома?!

– Я не знаю, мам! Не слышит, уснула.

– Или лежит без сознания?

– Прекрати! – резко перебиваю ее.

У самой нервы зашкаливают. Ничего не ясно, бабушка не берет трубку, а тут еще и мама подливает масла в огонь.

– Так, я не могу больше. Все. Звоню Сереже. И еду к ней.

– Звони, – сдаюсь, выдыхая. – Я тоже поеду с вами.

– А работа? – спохватывается родительница.

– Завтра выходной, – напоминаю день недели. – Дениску с собой возьму.

– Уф! Тогда собирайся.

Пока мама связывается со своим сожителем, я быстро переодеваю Дениса в прогулочные вещи, закидываю в сумку самое необходимое: документы, деньги на всякий случай. Неизвестно, что может пригодиться. Возможно, уже завтра мы вернемся домой, а может, придется задержаться.

– Он едет. Готовы? – появляется на пороге спальни родительница.

– Вроде да.

– Тогда пошли вниз. На улице подождем. Дома я с ума сойду. И так, пока ждала тебя, дважды успокоительное пила.

– Позвони теть Маше опять. Пусть проверит, – приходит здравая мысль, пока я мечусь по квартире.

В такие моменты всегда сложно трезво соображать. Все на эмоциях. Но иногда появляются проблески. Как сейчас.

Мама идет с телефоном в руках впереди. Связывается с соседкой бабушки.

– Да, пожалуйста! Буду очень благодарна, – заканчивает разговор и поворачивается ко мне. – Она перезвонит.

– Ну и слава богу!

Сергей приезжает быстро. Сухо здоровается, ждет, пока мы усядемся, и жмет на газ.

После смерти отца мама долго не желала заводить отношения с другими мужчинами, сосредоточившись на моем воспитании. Отклоняла любые предложения руки и сердца, наглухо закрывшись в своей раковине.