— Я хотела сказать, что прочитала в газетах об убийстве,  — проговорила спокойно баронесса,  — а от отца узнала, кто пал жертвой преступления.

— Простите, но это тоже мало похоже на правду. Ваше спокойствие, ясные обдуманные ответы показывают, что вы не находитесь под впечатлением тяжелого известия, полученного всего час назад. Поэтому будьте добры точно ответить мне на вопрос: как и когда вы узнали об убийстве Джиардини?

Мета должна была сознаться, что своим необдуманным ответом поставила себя в весьма затруднительное положение. Но она все-таки попыталась вывернуться.

— Все происходило так, как я вам сообщила. Вообще, я удивляюсь, что вы беретесь судить о впечатлении, которое произвело на меня это известие… Ведь вы меня совсем не знаете, не знаете обстоятельств, которые могли оказать на меня влияние… Разве вам известно, что у меня на душе? Ах, много времени прошло с тех пор, как мы с Джиардини виделись в последний раз!

— Все это весьма возможно, но…

— Кто сказал вам,  — продолжала баронесса,  — что я все еще люблю его? Разве он не мог стать мне безразличным? А может быть, я получила удар в самое сердце! Может быть, во мне кипит буря, которую я хочу или должна подавить!.. Что вы знаете, что вы можете знать?

— Гораздо больше, чем вы думаете, баронесса. Иначе я не был бы в Венеции и не стоял бы здесь перед вами,  — резко подчеркнул комиссар последнее слово.

— Передо мной? В сущности, какое я могу иметь касательство ко всему этому делу? Или вы думаете, что я причастна к обоим преступлениям?

— Имею все основания это предполагать, а после ваших последних ответов даже утверждать!

— Подумайте, доктор… Что вы говорите!.. Если бы ваш вопрос мог быть для меня тягостным или страшным, я бы просто отказалась принять вас. Или, еще проще, уехала бы из Венеции, так что вы об этом и не узнали бы…

— Это совсем не так просто. За вами вот уже пять дней следят мои агенты. Сообщаю это вам, чтобы вы не привели своего намерения в исполнение после нашего разговора!

Баронесса неподвижным, как бы застывшим взглядом смотрела на комиссара.

— Что это… что это… значит?… Почему… на каком основании полиция следит за мной?… Что вам всем… от меня надо?

Комиссар придвинул свой стул к баронессе и пристально посмотрел ей в глаза.

— Мне нужно узнать, почему вы тринадцатого января внезапно покинули Вену? Куда привез вас ваш зеленый автомобиль? Зачем вы прикинулись для света больной, а сами посещали подозрительные харчевни за мостом Риальто, где имели свидание с не менее подозрительными личностями? Что побудило вас передать вчера неизвестному мне субъекту значительную сумму денег? Зачем вы ночью, одетая в платье своей горничной, крадетесь через всю Венецию и играете — не всегда успешно — роль служанки? Но больше всего мне хотелось бы знать, что вы делали и где были двенадцатого января между половиной девятого и половиной одиннадцатого ночи?

— К чему вам все это знать? — дрожащими устами прошептала баронесса, избегая устремленного на нее проницательного взора комиссара.

Комиссар быстро обвел глазами небольшую комнату, в которой они находились. В ней была всего одна дверь, да и та помещалась за ним.

— Потому мне желательно это знать,  — резко и отчетливо ответил он на вопрос баронессы,  — что я имею все основания видеть в вас соучастницу убийства на Грилльхоферштрассе!

Молодая женщина была бледна как смерть…

Она вскочила с места и безумными глазами уставилась на комиссара, не в силах произнести ни слова. Затем она упала в кресло и, закрыв лицо руками, судорожно разрыдалась. Все ее стройное тело содрогалось и трепетало.

Прошло минут десять, прежде чем баронесса овладела собой. Она несколько раз пробовала заговорить, но ее дрожащие губы не повиновались ей. Наконец вперемежку со слезами и рыданиями она произнесла:

— Это ужасно… то, что вы говорите… возмутительно. Я… я способствовала убийству… Джиардини!.. Его… любимого друга… милого товарища… моих детских лет… И это сделала я… я! Скажите мне… кому пришла в голову… эта безумная мысль? Кому?… Кому?

Комиссар видел, что в таком состоянии от баронессы ничего нельзя было добиться. Нужно было прежде хоть на время успокоить ее.

— Не волнуйтесь так, баронесса, прошу вас. Быть может, мы имеем дело с несчастным стечением обстоятельств… Чтобы снять с себя подозрение, вам нужно только обстоятельно ответить мне на несколько вопросов. Но для этого необходимо спокойствие прежде всего.

Баронесса бессильно откинулась на спинку кресла. Голова ее свесилась на грудь.

— Пожалуйста, передайте мне с того столика коробочку,  — тихо попросила она.

Комиссар исполнил ее просьбу, предварительно бросив взгляд на имеющуюся на коробке надпись. В ней были лишь порошки брома. Дрожащими руками вынула баронесса один порошок.

— Не говорите со мной несколько минут… совсем,  — попросила она.

Затем она откинулась в кресле, закрыла глаза и замерла в полной неподвижности. Доктор Мартенс мог поразмыслить обо всем, что ему пришлось видеть и слышать.

Ему было жаль молодую женщину, но что мог он сделать? Она еще не знала самого страшного, а сказать ей об этом он должен, если желает добиться каких-либо результатов. Трудно было желать больших доказательств и подтверждений того, что молодая женщина каким-то таинственным образом связана с совершенным преступлением и всеми силами старается скрыть свое участие. Об этом говорило все поведение баронессы.

Наконец Мета открыла глаза, усталый взор ее скользнул по лицу комиссара.

— Пожалуйста, я к вашим услугам. Сомневаюсь только, чтобы я с полным самообладанием и спокойствием могла отнестись к тому факту, что меня считают соучастницей преступления. Впрочем, постараюсь.

Она замолчала и глубоко вдохнула воздух. Затем она снова заговорила:

— Если я правильно поняла вас, вы спрашивали меня, почему я уехала из Вены двенадцатого вечером? У меня и раньше было намерение навестить родственников. На пятнадцатое у нас был назначен бал, и мне не хотелось его пропустить. Поэтому я и уехала тринадцатого рано утром. Зеленый автомобиль, о котором вы упоминали, следовал за мной до Местра; я приказала его продать, так как здесь не могу им пользоваться. Шофер по имени Шриль вернулся в Вену. Автомобиль следовал за мной, потому что в нем были… некоторые вещи, которые я не могла… не хотела доверить железной дороге. Накануне отъезда я была на маскараде в Софийском зале. Довольно с вас этого?

Комиссар испытывал странное и не совсем приятное чувство…

Он почти вынудил баронессу сознаться, окружив ее сетью неопровержимых фактов и доказательств, и сам же, по непонятному и непростительному легкомыслию, дал ей время собраться с силами и обдумать свои ответы и план защиты.

Остроумно, нечего сказать! Даже бром подал ей собственными руками! Конечно, теперь она все обдумала! То, что она в своем ответе сразу коснулась наиболее существенного и для нее опасного, ясно указывало: дарованные ей несколько минут отдыха она употребила, чтобы приготовиться к защите.