— А создатель — это?..

— Тебе он известен как Зимин Леонид Олегович.

— Понятно. Можно ещё вопрос?

— Да.

— Я каждое утро буду просыпаться в одном и том же дне?

— Игра строится на персональных решениях игрока.

— Да твою ж! — Я потёр уставшие глаза, повернулся ко всё ещё застывшему Коркину, принимая ту же позу, что и перед паузой, и произнёс: — Продолжить.

***

— Если бы он не сам повесился, — откинулся я на спинку кресла, — то мы бы сейчас не о каком-то завещании говорили. Кстати, что за завещание? Лёня мне никогда о нём не рассказывал.

— Пока мы не удостоверимся в его подлинности, я не имею права озвучивать его содержание. — Коркин выпрямился. — Но вы точно ничего о нём не знаете?

— Нет.

— Хорошо. Больше у меня к вам вопросов нет.

— Если нет, могу я идти?

— Можете.

Я встал и уже открыл дверь, чтобы выйти, как меня догнал вопрос в спину:

— А зачем вы приходили на самом деле?

Пожав плечами, я не ответил, только аккуратно закрыл дверь и прошёл в третью комнату. Коробка с игрой лежала на полке, той же, где была, когда я увидел её в первый раз. Открыв коробку и убедившись, что всё в ней на месте, я закрыл её, сунул под мышку и направился к выходу из клуба. Меня никто не остановил. Даже лейтенант на входе только посторонился, чтобы пропустить, и продолжил залипать в свой мобильник.

Миши нигде не было видно, в кашпо на клумбе сиротливо лежал одинокий сигаретный окурок. Я посмотрел в абсолютно чистое голубое, больше подходящее маю небо, кивнул сам себе и двинулся в сторону автобусной остановки. Вызывать такси не хотелось, а идти отсюда до дома было далековато.

Пока ехал стоя в полупустом салоне, опершись спиной о поручень на задней площадке автобуса, я старался не думать о происходящем. Единственное, что сделал, это позвонил Дмитрию и удостоверился, что Ира всё ещё не проснулась. Надо будет к вечеру съездить к ней, проверить, что она нормально себя чувствует, и, возможно, постараться уговорить вернуться в город. Нечего ей находиться там, где один её родитель убил другого. И поживёт он пока у меня, одной тоже оставаться не стоит, а для этого нужно заполнить холодильник. В нём сейчас мышь повесилась, и это совсем не в переносном смысле.

Как-то раз в один из праздников ко мне, не предупредив заранее, ввалились двое коллег, с которыми мы неплохо приятельствовали. По их словам, посмотреть хоккейный матч, о котором договаривались пару недель назад. Я о таком не помнил, но выгнать не решился. Ну, в конце концов, у меня всё равно не было планов на этот день.

Осмотрев мою не самую роскошную квартиру, коллеги обследовали вечно пустой холодильник и, поржав над моей бытовой скромностью, заказали несколько сетов роллов, три огромные пиццы и две упаковки Баварского. Я думал, что после буду доедать и допивать остатки ещё несколько дней, но они подъели и выпили всё, пока с азартом болели совсем не за нашу местную команду. А утром в первый рабочий после праздников день у себя на столе я обнаружил подвеску в виде повесившейся на собственном хвосте мыши, которая крепилась с помощью магнита. И теперь эта подвеска прицеплена в моём холодильнике, а я могу без тени лжи говорить, что в нём мышь повесилась.

Невесело усмехнувшись тому, что тема висельников меня сегодня буквально преследует, я вошел в супермаркет, находящийся рядом с моим домом, сунул коробку с игрой в одну из ячеек камеры хранения и пошёл за продуктами. Ира любила морских гадов и рыбу, а я не всегда понимал, как их варить или жарить, или парить, или… поэтому сразу направился в отдел с готовой едой. Здесь она была вполне на уровне — мне нравилась, и я часто брал себе то плов, то бешбармак, а иногда и простым оливье или селёдкой под шубой не брезговал.

Набрав полную корзину еды, продуктов, а также выбрав какие-то женские шампунь, гель для душа и мыло, я выстоял на кассе не самую маленькую очередь для данного времени суток, расплатился за всё и с тремя полными пакетами подошёл к камере хранения. Ячейка, в которой я оставил игру, оказалась открытой, и коробки в ней не было. Оглядевшись, я увидел сотрудника местной службы безопасности, который топтался у лотка с разливной парфюмерией, пытаясь, судя по его ужимкам, оказать самое лучшее впечатление на красотку-продавщицу. Та хохотала в ответ на его слова, и было видно, что охранник ей нравился.

— Извините, — подошёл я к нему, отвлекая от общения, — у меня украли вещи из ячейки камеры хранения. Вы мне не поможете?

— Там было что-то дорогое?

Он повернулся ко мне, принимая самый внимательный вид. Впрочем, ему это не помогло. Топорщащиеся в разные стороны чуть рыжие на кончиках усы — такое происходит от частого курения — и небольшие лучики морщинок в уголках глаз — а эти появляются у тех, кто постоянно улыбается или смеётся — не позволяли принять его всерьёз. Я улыбнулся.

— Не очень, просто важная для меня.

— Тогда я вряд ли вам помогу. — Охранник покачал головой: — Пойдёмте, покажу то, что никто не видит, — и подвёл меня к боковой стенке камеры хранения, на которой висело объявление: «Уважаемые покупатели! Администрация магазина не несёт ответственности за оставленные в камере хранения вещи. Надеемся на ваше понимание!»

— А можно посмотреть хотя бы, кто её взял? — повернулся я к нему. — Сам разберусь. Может, это кто-то из моих приятелей, они любят надо мною прикалываться так.

— Это можно, — кивнул охранник, — сейчас у Юрика попросим, — а после посмотрел на мои руки, в которых я до сих пор держал тяжёлые пакеты. — Только там места мало. Ты это, у Светки оставь, — он махнул рукой той самой продавщице парфюмерии, — она приглядит.

Я посмотрел на Светку. Та кивнула.

— Хорошая у меня жена, — довольно проговорил охранник. — Лучше всех. И работает рядом, всегда под присмотром.

Да уж, я и не представлял, что у