— Так вы с ним помирились? — спросил Барнаби.

— Ну, нам еще со многим предстоит разобраться. В конце концов, он все-таки выставил меня на улицу без гроша в кармане. А все почему? Просто потому, что я немного отличался от того, каким он меня хотел видеть. Со временем я ему это прощу, наверное, но забыть все равно нелегко. Ну что за родители станут вышвыривать своего сына из дома?

Барнаби нахмурился и закусил губу. Последние недели с ним столько всего происходило, что он почти не вспоминал об Элистере и Элинор, как положено. Но после слов Джошуа он подумал о доме — хотя подумал и нехорошо. Он оглядел всю эту необычайную выставку, устроенную Винсенте: зажиточные любители искусства внимательно рассматривали каждую скульптуру, а Алебастр лепила рядом с экспонатами маленькие красные кружки, означавшие, что работа продана.

— Но мы все уладим, — продолжал Джошуа, — как только он поймет, что я художник, а не предприниматель. А вот ты, Барнаби? Что ты собираешься сейчас делать?

— Я пытаюсь вернуться домой в Сидней, — ответил тот. — Мне только надо понять как.

И тут ему в голову пришла мысль. Он отыскал Чарлза Эфириджа, журналиста из «Торонто стар», который сказал, что мир чем-то обязан Барнаби.

— Извините, мистер Эфиридж, — сказал мальчик. — Вы говорили, что завтра утром возвращаетесь в Торонто?

— Совершенно верно, молодой человек. А что?

Барнаби немного подумал и попытался мысленно представить карту мира.

— А Торонто близко от Сиднея? — спросил он.

Элинор ходила гулять с Капитаном У. Э. Джонзом, а когда возвращалась, столкнулась на улице с почтальоном. Он отдал ей бандероль из книжного магазина, письмо из школы Генри и последнюю открытку от Барнаби. Первым она прочла письмо — Генри, судя по всему, последние недели много дрался — и только потом робко принялась за открытку. Кровь отхлынула у нее от лица — она узнала интонацию и руку своего младшего сына, и внутри у нее все заболело, как не болело никогда прежде.

Прошло несколько недель с того дня, когда они с Барнаби перешли по мосту на другой берег залива, и она ни на миг не забывала, что произошло дальше. Иногда ей казалось, что она поступила правильно: в конце концов, Барнаби — своенравный мальчик, который совершенно отказывался исправлять свое поведение. Но все же время от времени она задавалась вопросом: почему ей не удавалось любить его таким, каким он был? Она же всегда гордилась тем, что она обычная мать совершенно обычного семейства, но обычно ли — сделать то, что сделала она?

Через дорогу она увидела Эстер Фредериксон — та выходила из машины вместе с семилетней дочерью Таней.

— Ой, здравствуйте, Элинор! — крикнула миссис Фредериксон и показала ей огромный кубок. — Первое место! — гордо объявила она. — Маленькая Мисс Киррибилли — как и три ее старшие сестры. И ее мать!

Элинор улыбнулась, но не смогла себя заставить поздравить Таню и Эстер. О конкурсе «Маленькая Мисс Киррибилли» у нее оставались только неприятные воспоминания. В детстве она выиграла титул «Маленькая Мисс Бикон-Хилл» и возненавидела ту суету и внимание, что прилагались к короне. Мать ее тоже становилась в детстве Мисс Бикон-Хилл и с самого рождения Элинор пользовалась дочкой как манекеном в школе гримеров и парикмахеров: раскрашивала ей лицо помадой и румянами, взбивала и укладывала волосы во все более экстравагантные прически, заставляла ходить взад-вперед, уперев руку в бедро, пока не доведет до совершенства «фирменную», как ее называла миссис Буллингем, походку.

— Не забывай, — наставляла она свою дочь, когда той исполнилось всего пять лет. — Я подала заявку на твое участие в первом для тебя конкурсе красоты. Если судьи спросят, чего больше всего на свете ты хочешь, что ты должна сказать?

— Что я хочу работать в собачьем питомнике, — ответила Элинор. — Спасать как можно больше бездомных собачек и находить им новые дома.

— Мира во всем мире! — вскричала миссис Буллингем, всплеснув руками. — Боже милостивый, ну сколько раз тебе повторять? Больше всего на свете ты хочешь мира во всем мире!

— Ой, — сказала Элинор. — Точно. Извини. Я постараюсь не забыть.

— А если спросят, кто твой лучший друг, что надо сказать?

Элинор задумалась — ответ на этот вопрос менялся регулярно.

— Наверное, на этой неделе надо сказать, что Эгги Трентон, — ответила она. — На прошлой была бы Холли Монтгомери, но она меня дернула за волосы и во вторник стащила у меня обед.

— Твой лучший друг — твоя мама, — назидательно произнесла миссис Буллингем, стиснув зубы. — Повтори за мной, Элинор: мой лучший друг — моя мама.

— Мой лучший друг — моя мама, — послушно повторила девочка.

— Твоя любимая музыка?

— «Битлз», — ответила Элинор.

— Шопен!

— А, да — Шопен.

— Любимая книжка?

— «Энн из Эвонли».[14]

— Гм-м, — произнесла миссис Буллингем, никогда не читавшая книг. — Ладно, это вроде бы ничего звучит. Так, что еще я упустила?

Конкурсы красоты никогда не были у Элинор любимым развлечением. Вообще-то она терпеть не могла, когда ее гримировали и причесывали, — уж лучше бегать по округе с другими мальчишками и девчонками, пачкаться и приходить домой с ободранными локтями и грязью на лице. Но миссис Буллингем такого не дозволяла.

— Ты юная дама, — говорила она дочери, — и должна вести себя подобающе. В штате Новый Южный Уэльс больше сорока конкурсов красоты для девочек твоего возраста. Если очень постараемся, мы можем поучаствовать в каждом и каждый выиграть. Чудесно будет, правда? Прежде рекордом одного сезона было тридцать шесть. И знаешь, кто этот рекорд поставил?

— Кто?

— Я!

Элинор вздохнула. Ей было скучно не только от самих конкурсов, но и от других конкурсанток. Ни у одной девочки, похоже, не было своих мозгов. Они повторяли то, что им вдалбливали матери, а улыбались все время так широко, что удивительно, как у них не трескались щеки.

Но мама не оставляла ей выбора. Каждые выходные они садились в машину и ездили по всему штату — от Броукен-Хилла на западе до Ньюкасла на востоке, от Коффс-Харбор на севере до полуострова Морнингтон на юге. Они распевали песни, маршировали по подиумам, завоевывали кубки. Ни разу Элинор не ходила к подружкам на дни рождения — их всегда устраивали по субботам, а на выходных она неизменно выходила на публику, красовалась.