– Мне сегодняшняя еда очень нравится. Я вообще люблю поесть.

– Что, правда? – снова глядя на нее с недоверием, уточнил он.

– Чистая. В жизни не так много удовольствий, а потому я считаю, что нужно ценить любую радость.

– Немного странная точка зрения для молодой девушки. По правде говоря, звучит даже грустно. У тебя проблемы?

– Наверное. Сама не знаю. Как-то тревожно.

– Скажешь, в чем причина?

– Нет. Пока что не могу рассказать, иначе ты сочтешь меня ненормальной.

– Тебе должно быть все равно, о чем я подумаю.

– А мне почему-то не все равно. Сама себе удивляюсь.

– Ладно, если так, то я лучше не буду настаивать. Расскажешь, когда сочтешь нужным. А если такой момент не наступит никогда, то можешь хранить свое молчание. У тебя была, есть и будет Мэйлин, а значит, ты никогда не останешься одна, и это главное.

Эмма помолчала, кусая губы, а потом сказала:

– Я обязательно все тебе расскажу, только дай время. Может, нам обоим и нужно было время для того чтобы стать такими как сейчас. Я ведь даже подумать не могла, что мы можем вот так сидеть за кухонным столом, и это будет прекраснее, чем свидание в любом ресторане. Кто знает, возможно, в будущем мы станем еще ближе и сделаем другие открытия?

Мартин отложил еду, поднял лицо и посмотрел ей прямо в глаза смелым, честным и долгим взглядом.

– Договорились. Ты даешь время мне, а я тебе, получается? Я не тороплю, а ты не прогоняешь.

– Согласна.

Дожидаться выходных стало сложнее. Каждый день Эмму разрывали противоречивые желания – с одной стороны ей хотелось, чтобы суббота не наступала никогда, а с другой она жаждала отправиться в родной городок и выяснить причины странных перемен. Однако, как только она оказывалась в доме Ирены, как на нее нападала совершенно несвойственная ей робость, и она тихо выполняла свою работу, ощущая присутствие Софии в доме, но не имея возможности встретиться с ней лично. Надежды на то, что она сможет случайно встретиться с малышкой почти не осталось.

Впрочем, от ее желаний здесь зависело очень мало – после череды одинаковых будней наступал вечер пятницы, а за ним и субботнее утро, которое ей так не хотелось встречать.

Мягкий сентябрь коснулся дорог, деревьев и полей. Эмма совершала свой обычный ритуал – возвращалась в дом детства, чтобы потом опять заменить Инесс. Встреча с матерью, завтрак и ожидание – все прошло как обычно. Скучная череда занятий усыпила Эмму, и она почти не слушала разговоров своей матери, когда они сидели за столом. Даже слова Эмили о приближающихся родах Инесс не задели Эмму и не причинили ей прежней боли. Все ее мысли были заняты предстоящим походом в дом, где жила София, и она едва могла обращать внимание на что-то другое. Заметив это, Эмили обеспокоенно спросила:

– С тобой все в порядке?

– Нет, мама, мне страшно и больно, – глядя на мать пустыми глазами, откровенно ответила Эмма.

Логичнее было бы отшутиться или солгать, произнеся стандартное: «Нет, с чего бы? Со мной все хорошо». Однако сейчас она ответила честно, потому что хотела увидеть, как отреагирует Эмили. Она была почти уверена в том, что ничем не рискует – наверняка мать не стала бы уточнять подробности, и ей не пришлось бы выкладывать всю глупую правду о том, как она подружилась с соседской малышкой, вместо того чтобы просто отрабатывать по паре часов в выходные.

Эмили удивила ее. Как и ожидалось, она ничего не сказала, но остановилась на пороге, а затем отложила легкий плащ и сумку – вещи, заранее подготовленные для того чтобы уйти к Инесс. Женщина просто замерла на пороге, глядя на свою дочь настороженными глазами и взволнованно дыша.

– Когда она родит, я вообще перестану с тобой встречаться, – горько продолжила Эмма. – Я бы и сама с радостью родила малыша, но мне это не грозит.

Невольно вырвавшиеся слова были продиктованы обидой, вспыхнувшей под действием постоянного страха и неуверенности. То, что она так легко скрывала все это время, обнажилось из-за мучительной размолвки с Софией.

Мать в ответ лишь опустила глаза, продолжая молчать. Это ее полное отсутствие желания защититься и оправдаться заставило Эмму пожалеть о своих нападках, и она ощутила раскаяние.

– Прости, мама, – не особенно рассчитывая на прощение, попросила она. – Я просто идиотка.

– Что я должна сделать? – поднимая густые ресницы, спросила, наконец, Эмили. – Ты все еще ходишь в клинику? Мне пойти вместе с тобой в следующий раз?

– Я никуда не хожу, потому что с этим ничего нельзя сделать. Так что тебе не придется тратить на меня свое время.

Боже, и кто же это всего несколько секунд назад просил прощения? Почему она снова говорит совсем не то, причиняя боль родному человеку?

– Иди, – не зная, что еще можно сказать, Эмма подошла к двери и открыла замок. Лучше положить конец этой беседе и прекратить наносить раны собственной маме. – Не обращай внимания на мои гадкие выпады, у меня просто небольшие проблемы с работой.

– Ты справишься сама?

Вопрос отозвался немедленным желанием сказать едкое «Я ведь отлично справлялась до этого и без тебя», но Эмма проглотила это замечание и просто покачала головой:

– Разумеется, там ничего серьезного.

Когда дверь за Эмили закрылась, Эмма прислонилась спиной к внутренней стороне и закрыла лицо руками.

Ну, какая же она дрянь. Что еще сказать?

Теперь Филипп носил рубашки с длинными рукавами, манжеты которых принципиально не застегивались. Наверное, Ирену это просто бесило – насколько Эмма смогла понять, Филипп часто делал определенные вещи только из желания побесить свою тетушку. Он встретил ее у порога, и они обменялись уже традиционными молчаливыми кивками.

Помыть посуду, выстирать покрывала с мебели в гостиной, вытереть следы извести с кухонных окон, привести в порядок ванную комнату – список дел был объемным и удручающим. Ирена обещала хорошо заплатить, и Эмма не сомневалась в том, что это правда – с деньгами всегда был полный порядок. Такой перечень заданий заведомо не мог уложиться в пару часов, так что она выполняла каждый пункт с неспешностью и тщательностью, стараясь найти предлог для того чтобы подняться в детскую.

И почему с тех пор, как София перестала к ней спускаться, Ирена еще ни разу не поручила ей сделать что-нибудь в детской? Эмма одернула себя. Наверное, у нее развилась паранойя – иначе, чем еще можно объяснить такие бредовые мысли?

Работу с окнами было решено оставить на потом – после обеда она вернулась в этот дом, заранее предупредив об этом хозяйку. Пользуясь тишиной второй половины дня, когда маленькая Диана мирно спала в своей комнате под чутким оком своей матери, Эмма прошла к кухне, взяв по пути ведерко с водой.

Погрузиться в размышления не составило труда – именно так она проводила все дни. Однообразная работа при минимальной ответственности создавала подходящий фон для длительных раздумий, но стоило признать, что пользы такие самокопания не приносили никакой. Днем по будням она работала на небольшом предприятии, которому косметическая компания заказывала изготовление упаковок. Каждый день Эмма клеила маленькие картонные коробочки, не боясь допустить ошибку или сбиться с ритма. То же самое касалось и хозяйства, которым она занималась в чужом доме.