Он заметил, как изменилось ее лицо, поставил бутылку и нахмурился.

– Что-то не так, любовь моя?

– Нет-нет.

Блейк пристально на нее посмотрел, взял за руку и ласково погладил, как гладят маленького любимого котенка.

– Точно?

Кожу тут же закололо, защекотало. Тилли и не знала, что у нее столько чувствительных клеток.

– Знаешь… это смешно, но Саймон всегда называл меня «дорогая». Словно мы пожилая пара восьмидесяти лет. Мне это действовало на нервы, но я почему-то ему не возражала.

Блейк большим пальцем водил по жилочкам у нее на запястье.

– Почему?

Тилли дернула плечом.

– Наверное, я почти что ожидала, что он меня бросит, и поэтому ничего не говорила. Больше таких ошибок я не повторю. Если что-то меня будет беспокоить, то сразу скажу.

– Тебе, может, неприятно, что я называю тебя любимой и малышкой?

– Нет, мне нравится. Так что продолжай, особенно когда поблизости кто-то есть.

– Отец называл маму «любимая», – помолчав, произнес Блейк. – Я не помню, чтобы он обращался к ней по имени… Гуэн.

– А как она называла его?

Губы Блейка растянулись в улыбке.

– Она тоже называла его любимым. Но иногда Эндрю, если сердилась. Но они не часто спорили. Всего пару раз, но, может, наедине все же спорили.

– Ты был единственным ребенком?

– Нет, – вздохнул он. – Мать потеряла ребенка – девочку, семимесячную. Мне тогда было два года. Я ничего не помню. Мама раз от разу говорила о ней. Потом я понял, что это случалось на день рождения моей сестры. Ее звали Луси. После того, как мама ее лишилась, ей удалили матку. Думаю, она ужасно переживала – ей хотелось иметь большую семью. Она была создана для этого. Но отец всегда говорил, что уж лучше иметь только одного ребенка, чем потерять ее. И вот что потом случилось.

Тилли была рада, что Блейк открыто делится с ней своими горестями. Он начинает ей доверять – это хорошо. Значит, он чувствует близость с ней. Почему-то ей это важно. Пусть у них всего лишь флирт, но ей приятнее думать, что она для него не просто временная любовница и что у них не только секс, но общие чувства, мысли и тревоги. Несмотря на его беспечность, Тилли догадывалась, что он в душе одинокий человек и привык держать свои переживания при себе. Ему с детства приходилось быть сильным ради отца. Наверное, это сделало его одиноким, заставило закрыть на замок свои переживания, чтобы никто не приблизился к нему, чтобы узнать и понять его.

– Отец тяжело переживал потерю твоей сестры? – спросила Тилли.

Блейк уставился в бокал с вином.

– Намного легче, чем смерть мамы. Он почти не упоминал Луси. Но, думаю, с отцами все по-другому. Они не так близко связаны с ребенком, как мать, которая его выносила в себе.

Тилли переждала минуту и снова спросила:

– А ты не видишь себя отцом… когда-нибудь? Даже если официально не будешь женат?

Он то ли улыбнулся, то ли грустно усмехнулся.

– Вот уж о чем я не думаю, так об этом. С меня хватает забот об отце, чтобы взвалить на себя еще и эти обязанности.

– Ты не хочешь наследника, которому перейдет Макклелланд-Парк?

– Для начала я должен вернуть его. А пока что ничего не ясно.

– Но если это произойдет, разве ты не захочешь, чтобы твоя плоть и кровь унаследовала родовое поместье, чем снова продать его постороннему человеку?

Блейк больше не выглядел искренним и открытым. Будто захлопнулись ставни на окне.

– Моя задача – вернуть Макклелланд-Парк отцу. Вот все, что занимает меня сейчас.

Тилли чувствовала, что давить на него не надо. Интересно, он не собирается заводить семью из-за трагедии с родителями или он на самом деле не желает связывать свою жизнь с кем-либо? Многие современные мужчины все позже и позже становятся отцами. Но мужчины могут себе это позволить – они могут это сделать почти в любом возрасте, – а женщин подгоняют годы. Пока что время у нее есть. Брак, семья… об этом она только и думала когда-то. Но сейчас ее мысли исключительно о своей кондитерской.

Блейк встал из-за стола и начал собирать тарелки.

– Может, прогуляешься с Трюфелькой? А я здесь приберусь и догоню вас.

Трюфелька запрыгала, завертелась и громко залаяла, явно говоря: «Да, пожалуйста. Погуляйте со мной!»

Над озером повис шар луны, от ветерка по воде бежала легкая рябь, вдалеке ухала сова, и были слышны еще какие-то звуки – похоже, что лисица зовет самца. Трюфелька, задрав хвост, нюхала землю, следуя за запахом, а Тилли шла за собакой, чтобы не потерять ее из виду.

Через несколько минут послышались шаги по гравиевой дорожке, затем – по влажной траве лужайки. Тилли повернулась к Блейку, сердце замерло. Казалось бы, ну что особенного она увидела? Рукава рубашки закатаны до локтей – он мыл посуду после ужина, – волосы растрепаны. Блейк встал рядом, задев Тилли рукой. Он едва коснулся ее, но от этого прикосновения к ней протянулся мощный, жаркий поток.

– Так тихо в это время, – сказал он, глядя на освещенное луной озеро.

– Да… Мне трудно будет уезжать отсюда.

Наступило гробовое молчание. Зря она это сказала! Вдруг он решит, что она напрашивается на приглашение остаться на неопределенный срок? Что хочет продолжения их флирта?

Тилли моментально выкинула эту мысль из головы. Повторения истории с Саймоном она не хочет. Она теперь совершенно другая женщина. Она – женщина, которой нравится быть одной. Она не отрицает своей страстности, но брак ей не нужен, и обязательства не нужны. Их с Блейком флирт только начался, у них еще есть несколько недель. А потом? Потом она сделает следующий шаг, и будет жить дальше.

Блейк повернулся и посмотрел на нее.

– Какие у тебя планы после того, как уедешь отсюда?

Тилли подавила досаду. Она не имеет права рассчитывать на его приглашение остаться в Макклелланд-Парке подольше.

– Я так далеко не задумывалась, – ответила Тилли. – Я жила здесь потому, что экономка мистера Пендлтона уволилась, как только с ним случился удар. А мне пришлось съехать из коттеджа родителей Саймона.

– Куда он денет собаку, если переедет в дом престарелых?

Тилли взглянула на Трюфельку: та гонялась за ночной бабочкой.

– Не знаю… Я еще не обсуждала с ним это. Он ее так любит…

Трюфелька подошла к Блейку, и он потрепал ее по уху.

– Да… стареть тяжело.

– Очень тяжело. Наверное, поэтому мистер Пендлтон стал такой раздражительный. Он с трудом смиряется с тем, что с возрастом во многом ограничен. – Тилли поежилась и обхватила себя руками – ей стало холодно от поднявшегося холодного ветра.