Часы в кабинете пробили половину четвертого. Через несколько минут доктор, слушавший пульс умиравшего, посмотрел на бледного как смерть наследника и бережно отпустил руку.

– Кончился, – сказал он и поглядел на часы.

Княгиня Юрьевская вскрикнула и упала, потеряв сознание. И Амалия, которая всегда подмечала даже самые несущественные мелочи, машинально отметила про себя, что из всех женщин, стоявших в комнате, только одна из чувства сострадания сделала к княгине движение, чтобы поднять ее с пола, но тотчас же остановилась.

«Что же ждет ее теперь? – задумалась Амалия. – Еще Орест говорил, что во дворце княгиню все ненавидят… И теперь, когда единственный человек, который мог ее защитить, умер… И она даже не может называть себя его вдовой…»

Доктор закрыл императору глаза. Кто-то все же поднял княгиню, усадил в кресле, и члены семьи молча встали на колени вокруг смертного ложа. Амалия бросила последний взгляд на тело, лежащее на диване, и отошла от дверей.

Вспомнилось:

– Сударыня, благодарю вас, вы превосходно сделали свое дело… Полагаю, что в особой службе вас ждет блестящее будущее!

Это он говорил только позавчера. Любезный, образованный, воспитанный человек, настоящий европейский государь, который покончил с унизительным рабством, который провел реформы, позволившие России стать на путь цивилизованных государств, – и такой страшный, такой незаслуженный конец.

А в кабинете сын убитого, только что ставший царем Александром Третьим, молча погладил по голове маленького сына в матросском костюмчике и притянул его к себе.

– Распорядитесь опустить штандарт, – угрюмо сказал новый император дяде Михаилу. – Привезите художника… Пусть сделает его последний портрет.

– Маковского?

– Все равно.

Он посмотрел на мрачного, бледного Александра Корфа, который стоял в углу. Барон был одним из тех, кто привез умирающего царя во дворец, и его одежда была вся в крови. В левую руку ему попало несколько осколков бомбы, но он отказался от врачебной помощи и остался в кабинете.

– Господин Боткин, займитесь господином бароном, – распорядился новый император.

Александр поднял глаза.

– Если бы он сразу же уехал с канала… Если бы…

– Полно, полно, – сразу же оборвал его новый император, который по натуре был человеком сугубо практическим и терпеть не мог всяких «если бы». – Вы ни в чем не виноваты. – Он прищурился. – Скажите-ка, Корф… Дворжицкий упоминал, что мой отец пообещал вам повесить террористов. Это правда?

Нехотя Александр кивнул.

– Что ж, – проговорил новый император, играя желваками. И повторил, вдохнув: – Ну что ж… Поправляйтесь, Корф. Вы нам нужны.

Карета сенатора графа Андрея Петровича Строганова, еле пробившись сквозь толпу на Невском, подъехала к Зимнему дворцу. Лакей, замешкавшись, не сразу отворил дверцу. Наконец граф вышел. При ходьбе он опирался на трость и заметно хромал.

Молодой лакей с тоской предвидел, что ему придется в тысячу первый раз отвечать на расспросы вновь прибывшего о случившемся, и не ошибся.

– Экий ты нерасторопный, – недовольно заметил Строганов. – Ну что? Правду ли говорят, что государь убит?

– Его раненого во дворец привезли, – отвечал лакей. – Больше я ничего не знаю.

Он сделал движение к карете действительного тайного советника Волынского, которая только что показалась во дворе, но Строганов удержал его.

– А что случилось-то? Я хотел проехать на канал, где, сказывают, все и произошло, но там столько людей собралось… Кучер не смог даже приблизиться.

– Я слышал, все из-за бомб стряслось, – шмыгнув носом, отвечал лакей. – Людей поубивало видимо-невидимо. Одних прохожих человек десять и сопровождающих лиц.

Количество пострадавших в пересказах, как и бывает со слухами, с каждым мгновением неуклонно росло.

– Неужели?

– Да, ваше превосходительство. Казаки почти все полегли. И барон Корф.

– Что? – оцепенел старый граф. – Что ты говоришь?

– Барон Корф сопровождал государя сегодня, – авторитетно пояснил лакей. – Ну, его и разорвало. В клочья.

Строганов пошатнулся и схватился рукой за грудь, а лакей, довольный тем, что от него наконец отвязались, подошел к карете Волынского и распахнул дверцу.

– Черт знает что такое! – проворчал старый советник, выбираясь наружу. – Нельзя ли было побыстрее?

– Никак нет-с, – отвечал лакей. – Сами изволите видеть, сколько сегодня народу понаехало.

Волынский смерил его неприязненным взором, но тут увидел хватающего воздух ртом Строганова, который стоял с пепельными губами, и встревожился.

– Андрей Петрович! Что с вами?

– Корф убит, – прошептал граф. – Боже мой! Что же я скажу его матери?

– Ах, какое несчастье, – вздохнул Волынский. – Он ведь ваш крестник, верно? Жаль, очень жаль! Такой подающий надежды молодой человек! А что государь?

Пока старые вельможи разговаривали во дворе, лейб-медик императора доктор Боткин вел Александра в служебную комнату для перевязки, придерживая офицера за здоровую руку. Уезжать из дворца молодой человек отказался наотрез.

– Так-с… Ближе к окну, чтобы было больше света… Благодарю вас. Сначала снимем верхнюю одежду, чтобы ее клочья не попали в рану…

Боткин помог раненому снять шинель, придвинул кресло поближе к столу и подстелил на него кусок марли, чтобы не запачкать мебель.

– Садитесь, господин барон… Руку, если вам не трудно, положите на стол.

Доктор ножницами разрезал насквозь пропитанный кровью рукав мундира и нахмурился.

– Я вытащил осколок, – объяснил Александр, – мне нужна только перевязка.

– У вас в руке еще два мелких осколка, – ответил Боткин. – И их необходимо вытащить.

Он стал искать в чемоданчике пузырек с обезболивающим, но его не оказалось на месте. Доктор вспомнил, что, скорее всего, оставил склянку на столе в кабинете, когда сам и другие врачи еще пытались бороться за жизнь умирающего императора.

– Я оставил морфий в кабинете, – объяснил Боткин. – Сейчас пошлю за ним кого-нибудь.

Он несколько раз дернул за звонок, но никто не шел.

– Вытаскивайте так, – предложил Александр.

Глаза Боткина сверкнули.

– Молодой человек, я врач, а не живодер! – отрезал он. – Зарубите себе на носу! И куда подевались все эти бездельники?

Медик выглянул за дверь и тут увидел грустную молодую даму, которая шла по коридору. Боткин подумал, что перед ним одна из фрейлин, и решился.

– Прошу прощения, сударыня, но время не терпит… У меня здесь офицер, раненный во время покушения, а я оставил морфий в кабинете покойного императора. Не будете ли вы так добры принести его сюда? Вы меня этим чрезвычайно обяжете.