И в то же время заброшенные людьми дома, сады, парки притягивали, как магнитом. Здесь была видна магия прошлого, ощущался слой времени. Так мы его не чувствуем — только в таких местах.

Сейчас они шли вдоль улицы и знали, куда идти. Была такая дача, да не одна. Существовала опасность нарваться на кого-нибудь, но, кто не рискует…

Это и подхлёстывало, и возбуждало. Темень здесь была жуткая, если бы не половинка луны на чистом небе, не было бы видно и дороги. Ноябрь уже перевалил за середину, поэтому мечтать о светлых летних ночах не приходилось.

Наконец, остановившись перед высоким железным забором, Миша зацепился руками за край и подтянулся. Чуть в отдалении стоял небольшой кирпичный домик и смотрел на него тёмными глазницами окон без штор.

— Стой тут, я сейчас, — тихо произнёс он.

По переулку лаяли собаки, почуяв чужаков, но здесь, похоже, никакой живности не было. Миша перелез через забор, спрыгнув за его глухой поверхностью. Девушка стояла и нервно оглядывалась, спрятав руки в рукава куртки, ладони сильно замёрзли. На улице не было ни души, напротив тоже была наверняка пустая дача, а чуть дальше светились окна в большом доме, там лаяла, судя по голосу, здоровенная овчарка.

Скоро появился Миша, перелез обратно и кивнул: — Ты не передумала? Что-то притихла, не испугалась наших экстремальных условий? — спросил он.

— Нет, я не передумала, — покачала она головой и серьёзно посмотрела ему в глаза.

Он улыбнулся в темноте, подсадил её на забор и помог перелезть.

Даша о ржавчину испачкала куртку и чуть было не порвала её на бедре, когда спрыгивала.

— Сейчас посмотрим на свету, — сказал Миша, понимая озабоченность девушки, родителям придётся объяснять, где она испортила дорогую вещь.

Он провёл её в дом, сорвав навесной замок толстым железным брусом, и как его только не нашли металлоломщики и не сдали, он валялся возле стены дома.

Внутри пахло затхлостью и старым пролитым вином или пивом. Миша крутанул колёсико зажигалки и осветил кухню. Мебель, очень старая, была на месте, толстый слой пыли покрывал всё вокруг. На полу от их ног оставались цепочки следов.

Миша открывал немногочисленные ящики один за другим и искал свечу. Здесь, на дачах, такое добро обязательно должно быть. После третей попытки он нашел обгоревшую половинку свечки — засаленной, грязной, но с фитилём. Парень зажёг её, поставил в гранёный тусклый стакан и поднёс к куртке Даши. Она только испачкала куртку и сильно потёрла о край забора, но не порвала.

В комнате были видны облака пара при разговоре, здесь было теплее, но не намного, помещение долгое время не отапливалось и выстыло. Кроме того, было ещё и сыро. Они прошли дальше в комнаты и увидели, что крыша в одной из комнат сильно протекала в дожди, и на полу образовалась чёрная лужа, деревянные доски стали подгнивать. Во второй, маленькой комнате, было сухо, никакой мебели, только каркас железной старой кровати с сеткой. Миша поставил на пол в углу свечу, беленые стены сразу отразили свет, и стало светлее. На стекле окна была наклеена газета, поэтому снаружи их было невозможно разглядеть.

— Условия спартанские, но что делать молодым людям, когда негде? — спросил в шутку он, с размаху садясь на железную сетку кровати. Она выдержала, несмотря на то, что старая.

Даша нервно улыбнулась и подумала, что не отказалась бы от чего-нибудь горячительного для смелости. Но у них ничего не было, как-то не подумали об этом, да и предложить это Мише она стеснялась, подумает ещё, что она любительница выпить.

— Иди сюда, не бойся меня, — сказал молодой человек, сняв с себя куртку и расстелив её на кровати, как простынь. Получилось неплохо, она была широкая и тёплая.

Даша неуверенно расстегнула молнию на своей куртке и тоже сняла её. Оставшись в тёплых брюках и свитере, плюс ещё колготки, майка и белье, она всё же почувствовала, как по спине потянуло холодом.

Даша подошла к Мише, избегая смотреть ему в глаза. Он притянул девушку к себе и стал целовать. Она обняла его и стала отвечать на поцелуи, но возбуждения никакого не испытывала, которое было ещё совсем недавно. Она боялась, потому что для неё это было впервые. Да и сомнения вдруг полезли в голову, которые никак не желали уходить. А что, если он несколько раз здесь встретится с ней, и всё? Что, если он несерьёзно? Но спросить у него об этом сейчас не было смелости.

Миша пробрался ладонями ей под свитер, расстегнул застёжку лифчика и обхватил ладонями груди девушки. Они еле поместились у него в руках, и он прерывисто задышал, трогая, гладя их. Он подумал о том, что с девчонкой он не был очень давно, с прошлой осени. Тогда у него была одна связь, но она заявила, что ей надоело нянчиться с ним, девушка была на три года старше.

От прикосновений Миши Даша забыла о холоде, а когда он стал целовать её, подняв свитер над грудью, она зажмурилась.

Ни о чём не спрашивая Дарью, он понимал, что первый у неё. Вернее, догадывался. Она вела себя очень скромно с ребятами, казалась ему застенчивой до того, как он узнал её поближе. Нет, она была живой человек, просто не такой нагловатый, как её подруга Марина, а более порядочный.

— Миша, ты только не спеши, ладно? У меня никого ещё не было до тебя, — отрывисто и глухо произнесла Даша. Её серые глаза при свете свечи казались тёмными и даже бархатными.

Он кивнул: — Хорошо, я понял, Даш. А ты не бойся и не будь такой напряжённой, ладно? Я же тебя не заставляю. Всё будет хорошо.

Она нежно улыбнулась и погладила дрожащей ладошкой по его лицу. Ей так хотелось сказать, что она уже полюбила его, что в её сердце закралась настоящая любовь, но знала, что не сможет это произнести. Он казался ей таким уверенным, спокойным, что она сама себе — взвинченной до предела истеричкой.

Его заворожили её груди, белые, с широкими ореолами, и эта бесстыже оголённая часть тела не вязалась с её ужасно серьёзными, огромными от страха и переживаний глазами. Она так смотрела, будто хотела лечь на супружеское ложе, которое постелили навеки. Ему даже в какой-то момент расхотелось, честное слово. Никто её за язык не тянул, сама предложила, а теперь дрожит, как осиновый лист.

— Может, не будем? — спросил он.

А она увидела в его взгляде проскользнувшую холодность, и подумала, что не нравится ему.

— Почему?

— Ты