Надо умыться. Сейчас это не повредит. Холодная вода в лицо, ополоснуть руки, шею, зажмурить глаза, смыть с себя все. Мыло. Поверить не могу!.. Здесь ее номер телефона! Здесь номер ее телефона! На моей руке! А я как раз смываю его! Ну, что ж, думаю я. Что дальше? Теперь хоть искать не надо, если я вообще этого хотел. Теперь мне не надо ее искать, как идиоту, и опять идти в тот дурацкий кабак, потому что, возможно, она там работает. И еще я не должен ломать себе голову, почему она ушла! Я могу просто позвонить ей! Но меняет ли это что-нибудь?

Итак, руку не мою. Сперва поразмыслить. Если до завтра надпись не сотрется, тогда вперед. Если исчезнет, то нет. Тоже глупо. Химическое брожение в мозгу. Думать я могу о чем угодно, но не могу думать о НИ О ЧЕМ. Стоп, хватит! Зачем это опять? Только не сейчас! Я не могу оторваться от крана. Я его открываю, потом закручиваю и снова открываю-закрываю.

А теперь крепче. Открыть и закрыть, очень быстро. Повернуть с силой, как Джек Николсон в фильме «Лучше не бывает». Но тот все делает отлаженно, в определенном ритме. У меня — процесс неконтролируемый, я, как частота меж двумя передатчиками, дергаюсь из стороны в сторону. Интересно, могут ли левое и правое полушария мозга работать несинхронно? Или как это называется? Психопатия, неврастения? Не нервируй меня.

Я делаю нечто совершенно нормальное, думаю о чем-то совершенно нормальном, и внезапно все звуки во мне сбиваются и путаются. Салат из ударных. Диджей явно недоглядел, облажался: хаос, парочки распрямляются, поворачиваются и смотрят на него. Только у меня нет публики. Флип. Флоп.

Я могу позвонить ей, а могу не звонить. Вопрос нерешенный. В таких случаях я сбиваюсь с внутреннего такта, поднимаю голову, просыпается мания. Я щелкаю выключателем, хлопаю крышкой, открываю кран или ставлю стакан на стол. Раз за разом. Пока опять в ритм не войду. Может, я фильм? Повторяюсь и повторяюсь, пока изображение не настроится.

Раз, два, три, четыре, пять, считает Николсон, делая что-либо. Все по пять раз открыть и закрыть, воткнуть и вытащить. Смехотворно, но к счету уже отношения не имеет. Тут дело в ритме. Должен литься, непрерывно. Есть только долгая настройка без монтажа. Не несколько, а только одна. Смесь из правильного и неправильного, хорошего и не очень. То есть, по идее, причин для маниакального поведения у меня нет. Но как объяснить это собственному мозгу?

Такого со мною уже давно не случалось. В таких случаях я начинаю все переставлять, как ритм-машина, и при этом не двигаюсь с места. Надо бы выйти из ванной, ну же! Мне так мало нужно — путь к отступлению. Ладно, шкаф, еще разок тебя сейчас закрою, открою, закрою, пошел. Медленно пятясь, выйти назад. Нет, кричу я, с меня хватит. Пусть все эти вещи в ванной сами собой занимаются!

Такое случается еще и от скуки, простой ребяческой скуки. Не наступать на трещины, и все такое. Брусчатка, тротуарный бордюр, кафельные полы, вот так, против времени, бесконечная не музыка, потому что в жизни нет ритма. А какой ритм у меня, откуда он берется? Каждый хочет это знать. И у некоторых мозговой мускул, который ритм создает, развит сильнее других.

Итак, по дороге домой не наступать на трещины в брусчатке, после поворота бежать только вдоль бордюра и касаться рукой каждого фонарного столба. Потом, перед домом, развернуться влево на одной ноге, но только на одной! Однажды я стоял, дожидаясь лифта, и, когда двери открылись, увидел типа, который как раз с аппетитом облизывал холодную стену кабины. Он просто взял и перестал, как ни в чем не бывало. Только на стене я успел заметить медленно испарявшуюся влагу. Иначе просто не поверил бы своим глазам.

Бельмондо в фильме «На последнем издыхании» отбрасывает все лишние движения, которые не вписываются в его образ крутого парня. Не джаз, а брейкбит служил бы звуковым оформлением этого фильма в наши дни, подошел бы к быстрой смене кадра. Было бы неплохо. Изжившие себя орнаменты безделья. Нервозная, бессмысленная повторяемость движений и действий, все та же сигарета и все то же облако дыма выплывает изо рта и растворяется в воздухе. Это почти сродни опьянению, о котором я мечтаю: чтобы в голове, как отбивка в раковине, притаилась жемчужина, а не шло бесконечно полосами изображение.

Теперь я стою в комнате, описываю в воздухе круги руками, как можно быстрее, пусть кровь бежит по венам, а придет время, поставлю одну из пленок Микро. Только вот все никак не получается купить себе какой-нибудь музыкальный центр. Да мне и не нужно. Или нужно. Так и эдак, не решил. Пусть Микро свой принесет, подумал я. Зато у меня автоответчик есть. Он и обычные кассеты проигрывает, и звук ничего, если уж приперло послушать — слабоват, но хорош. Вполне сносен. Потом, когда на настоящей технике слушаешь, впечатление совсем другое, ничего не узнаешь.

Я даже не вижу, где в этой штуке динамик. Открываю крышку, наверху пленка для диктовки сообщений, внизу еще одна, для записи входящих звонков. Вот, туда и вставляем. Вынимаю из пакета Микро кассету с белой наклейкой и золотистой точкой. Приборчик сейчас, наверное, думает, что я хочу прослушать принятые сообщения, и гадает, и удивляется себе, куда же подевались привычные звуковые сигналы.

Сначала он выключается, далее нажимаем «play», да, да, продолжай, я хочу прослушать всю пленку. Хорошо, пусть играет без остановки, а басы превращаются во флейты или исчезают вовсе. «Мелодимейкер. Неплохое было бы для тебя прозвище», — думаю я. Приборчик делает мелодичной даже эту бурду, и неожиданно вполне сносными становятся даже глупые и пустые пленки, всякие там техноцидные колотилки с показушно тяжелыми ударными. Здесь они лишь шепчут и гудят. Слишком мал мой приборчик для монументального идиотизма.

Вот эта пленочка тоже неплоха. На нормальном магнитофоне записи, конечно, воспринимаются иначе, и даже если я уже трижды прослушивал их на автоответчике, в другом месте смогу прослушать как абсолютно новые. Это огромное преимущество. По большей части они быстро надоедают и становятся невыносимыми. Почти как газета, которую тоже не читают по три раза.

Вот что следовало бы писать на сидюшниках и пластинках: «Круто звучит на мыльнице». Или просто — этикетка, как на одежде: «Не предназначена для прослушивания на супердорогих музыкальных центрах». Или: «Особо рекомендуется для переносных плейеров и под открытым небом». Но надписи, наоборот, дурацкие — вечно им подавай самую дорогую технику, чем дороже, тем лучше, как сейчас, каждый хочет непременно иметь домашний кинотеатр. Изображение еще большее, еще лучшее, объемнее звук, но навороты, понятное дело, ни в коем разе не улучшают убогую телепрограмму.

Она до того плоха, что годится разве только для моего старого черно-белого телевизора с маленьким экраном и без всяких там кнопок настройки. Он в момент отфильтровывает весь ненавистный мусор плотоядного цвета и не подпускает ко мне эти огромные хари. Камера ведь непременно должна взять крупный план, лицо, и нам спихивают все больше видеомусора с невероятно плохими, болезненными красками. Иногда я смотрю широкоэкранный телик Огурца и тогда сразу вижу, что представляет собой Про-Зиебен и что такое Фокс и Кабельный, и РТЛ.

У каждого канала собственные краски и свои ведущие, как будто каждый раз одни и те же люди с одним и тем же отменным вкусом закупают одни и те же фильмы для одних и тех же каналов. Один запал на второразрядные сериалы семидесятых годов, да еще копирует с NTS, чтобы изображение было расплывчатым, а другой закупает лишь видеомусор в жанре экшн девяностых, по возможности из Лос-Анджелеса. Третий только на родном, на немецком такой-то и такой-то для той-то и той-то программы, нечто болезненно-пестрое и душещипательное, и вот появляется все это дело на моем маленьком черно-белом телике, очищенное от всякой дряни. Здесь есть только регулировка контрастности, и даже самые никудышные актеры вдруг начинают выглядеть вполне пристойно.