А какое у нее великолепное тело. Он обожал каждый его изгиб. Ее полные груди приводили его в восторг. А ее кожа была гладкой, как шелк, и прохладной, как летний ветерок.

Он снова хотел ее.

— Ты спишь? — прошептал он и, наклонившись, поцеловал ее в плечо.

Судорожный вдох подтвердил, что она не спит. Она подняла было руку, но тут же уронила ее на постель.

— Я совсем без сил. И в этом ты виноват, — простонала она.

Джон улыбнулся и потянул вниз краешек простыни, прикрывавшей ее совершенную грудь.

— Каюсь, — прошептал он. — В следующий раз командуешь ты, — пошутил он, напомнив ей их игру, начавшуюся на крыльце и закончившуюся в постели.

— А ты уверен, что следующий раз состоится? — Ее губы дрогнули, глаза открылись. — Теперь, когда мы удовлетворили свои желания, мы можем спокойно продолжать заниматься каждый своим делом.

Вряд ли.

— Так ты полагала, это интрижка на одну ночь? — спросил он.

Элли протянула руку и убрала прядь волос у него с лица.

— Ну, может, еще один разок…

Расхохотавшись, он перекатился на спину и притянул ее к себе.

Элли оказалась наверху.

— Спорим на пятьдесят баксов, что это не последняя наша ночь.

Она улыбнулась, и в который раз Джей Ти поразился тому, насколько она красива.

— Не сомневаюсь, ковбой, — усмехнулась она.

— Стараюсь, дорогая.

Их глаза встретились. Руки Джона скользнули ей на спину, потом на талию и наконец замерли на бедрах.

Коленом он раздвинул ее ноги, и у Эллисон перехватило дыхание. Сердце бешено забилось в груди. Изогнувшись, как кошка, зажмурившись от удовольствия, она начала медленно тереться о него бедрами. Джону потребовались все силы, чтобы оторвать взгляд от ее ритмично покачивающихся грудей и найти презерватив.

* * *

Он ушел на рассвете. Ушел, оставив ее спать одну в постели. Ушел не потому, что легче было уйти сейчас, чем потом, а просто потому, что никогда не спал всю ночь в постели женщины.

Среди ночи его часто преследовали кошмары, а ему не хотелось пугать свою партнершу.

К тому же маленькие городки полнятся слухами. Лучше, если никто не увидит его пикап, припаркованный перед ее домом, и не начнет строить предположения, к чему бы это.

Обычно поездка от Сандауна до ранчо занимала у него не больше двадцати минут. Но в этот раз он ехал долго, то и дело замедляя ход и подумывая о том, чтобы вернуться в ее постель и прижаться к теплому мягкому телу.

О небо, он обожает ее тело.

А занятия любовью с ней просто восхитительны.

Вот почему лучше ехать прямиком домой. Ему не хотелось, чтобы Эллисон подумала, будто то, что произошло между ними, было нечто большее, чем просто секс. Потому что это был только секс. Взаимное влечение. Полное удовлетворение. И они вполне могут остаться друзьями.

По крайней мере так он продолжал убеждать самого себя.

Но и ей он ясно даст понять, что не намерен заводить серьезные отношения, что его интересует только секс.

Но он не мог отрицать, что эта женщина была особенной.

Интересно, что она подумает, когда, проснувшись, не увидит его в постели? Будет ли ей его не хватать? Оценит ли Элли то, что он в темноте прокрался в сад и, сорвав одну желтую розу, положил на подушку рядом с ней?

Улыбнется ли она, прочитав его записку?

Джон уставился на дорогу, лишь сейчас осознав, что сделал все, чтобы она только не подумала, что он сбежал.

Почему он это сделал?

Никогда раньше он никому из женщин в подобной ситуации не оставлял записок, не жалел, что не остался до утра. И не тратил время на размышления о том, как та или иная красотка отреагирует на его уход. И не мучился сомнениями, звонить ей в тот же день или подождать.

С Элли все было иначе. Он мучился сомнениями, то лихорадочно придумывая предлог, чтобы позвонить ей, то, вдруг оробев от этой мысли, отговаривал себя. К полудню он понял, что больше так не может, и схватился за сотовый.

Это было унизительно. И мучительно. Никогда еще он так не переживал из-за женщины.

— Проклятье, — пробормотал Джон, набирая ее номер по пути из сарая в дом.

Он выставляет себя дураком, и умная докторша быстро об этом догадается. Но если он не увидит ее в ближайшее же время, то сойдет с ума.

Элли присела на ступеньки крыльца, потягивая кофе и вдыхая аромат дикой желтой розы, которую она нашла утром у себя на подушке. Вокруг пели птицы, неподалеку резвились в пластиковом бассейне соседские ребятишки. Эллисон блаженно вздохнула, вспоминая, как она проснулась и почувствовала себя совсем другим человеком. Сегодня утром, умываясь, она увидела в зеркале зрелую чувственную женщину, способную на безумства, свойственные разве что юности. Мышцы ее болели от перенапряжения, а все тело сладостно ныло после ночных наслаждений. Она уже и забыла, что это такое — заниматься любовью. И несмотря на боль в мышцах, Элли казалось, что она не идет, а порхает. Голова ее кружилась, как у влюбленной девчонки. Дрожащими пальцами Элли развернула записку, которую Джон оставил вместе с розой. Губы ее непроизвольно улыбнулись.

Мечтательно улыбнувшись, Элли спросила себя, сколько раз она прочитала эту глупую записку и почему носит ее с собой из комнаты в комнату, чтобы перечитывать снова и снова. И почему при этом все время улыбается?

Хотя ясно, что на все эти вопросы один ответ — прошлая ночь.

Джон Тайлер оказался потрясающим любовником. Она и не предполагала, что способна получить столько оргазмов за одну ночь. А некоторые вещи… Эллисон никогда раньше не делала ничего подобного.

Разумеется, у нее был только один любовник. Ее муж Дэвид. Он был умным, нежным и спокойным человеком. Безумства были несвойственны его уравновешенной натуре. Занятия любовью с ним были особенными, полными нежности и чувства. Но иногда она втайне жалела, что Дэвиду не хватало спонтанности, импульсивности и… изобретательности.

Ее улыбка исчезла, когда она поняла, что впервые с прошлой ночи подумала о муже. Она ждала, что с минуты на минуту на нее нахлынет чувство вины и испортит ее радужное настроение этим утром.

Но, к ее удивлению, ничего подобного не случилось. Не было ни чувства вины, ни сожалений. Напротив, на нее снизошло необыкновенное умиротворение. Она всегда будет помнить Дэвида и скорбеть о его кончине. Но, сидя здесь на ступеньках в лучах яркого солнца, она была слишком полна жизни, чтобы снова погрузиться во мрак отчаяния. Вместо того чтобы медленно опускаться на дно, она вынырнула на поверхность и теперь плыла посреди ярких голубых волн. И ей было необыкновенно хорошо.