Ну, там разберемся.

Бася уже собиралась выходить из дома, когда раздался телефонный звонок.

«Если это опять та тварь, я не выдержу!» — подумала Барбара и осторожно взяла трубку, как будто из нее могла выползти змея.

— Добрый день! — раздался не металлический, а обычный человеческий голос, мужской и даже приятный.

— Ну, — отозвалась Бася, которая никак не считала сегодняшний день добрым.

Незнакомец назвал ее адрес и поинтересовался, действительно она здесь живет.

— Да. А в чем, собственно, дело? — Бася почувствовала, что сейчас взорвется.

— Меня зовут Иван! — вместо ответа зачем-то представился он.

— Ну и на здоровье! — усмехнулась Бася. — А при чем здесь я?

— Понимаете, я когда-то жил в вашей квартире! Много лет назад. Потом мы уехали… И вот теперь я оказался в этом городе… Скажите, можно мне прийти к вам сегодня? Понимаете, ностальгия и все такое… Я просто зайду, посмотрю на эти стены и уйду…

Ага, жил! Кажется, ее просто разводят! Этак можно к кому угодно подъехать — типа, я жил тут у вас много лет назад, хотел бы прижаться к родной стене и оросить ее слезами! Ага, старых квартир в Петербурге много, выбирай любую! А может, это вообще тот, кто ей угрожает, или засланный казачок от Чувалова!

— Извините, Иван, вынуждена отказать, — отрезала Бася. — Я очень занята. Всего хорошего! — И бросила трубку. Мало ей своих проблем!

Она строго-настрого запретила Соне открывать дверь кому бы то ни было, быстро собралась и вышла из дома.

Вернувшись через пару часов с пакетами, которые приятно оттягивали руки, Бася сообщила подруге, что намерена назло всем тварям на свете устроить самый веселый праздник:

— Будет замечательно, если ты поможешь мне накрыть на стол! И кстати, елку бы надо нарядить!

* * *

Стол накрыли весьма прилично — изысканно и разнообразно. На двух барышень — так, пожалуй, даже чересчур.

Соня только зубами щелкала, предвкушая пиршество, и постанывала, глядя на аппетитные, из лучшей кулинарии, салаты и закуски.

Уже шампанское было отправлено в холодильник и наряжена елка (на европейский манер одинаковыми шарами золотого цвета, получилось исключительно красиво), и по ТВ вовсю произносили милые, добрые речи с поздравлениями, и пора было наконец привести себя в порядок.

Новое вечернее платье несколько портили тени под глазами — сказывались стресс и бессонные ночи. Да что там говорить — подлые тени диссонировали с Басиным обликом, прекрасным и праздничным. «Ну и ладно, — вздохнула она. — В конце концов, все равно посторонних не предвидится, а Соня потерпит меня и такую». Тем не менее она постаралась замаскировать тени корректором, и отчасти ей это удалось.

Вскоре появилась Соня в чем-то умопомрачительно фиолетовом, сильно облегающем и в пол, с эффектно оголенной спиной.

— Чувалов бы умер на месте! — расхохоталась Бася.

Соня замахала руками: мол, не поминай к ночи!

Подруги зажгли елочную гирлянду и уселись за стол.

— Как ты думаешь, мне можно шампанское? — спросила Бася.

— А почему нет? — изумилась Соня.

— Ну, из-за беременности? Хотя можно, наверное. От бокала ничего страшного не случится.

Соня откупорила бутылку и наполнила бокалы. Но выпить барышни не успели — раздался звонок в дверь. Бася отправилась в прихожую. На вопрос «Чего и кого изволите?» ей ответили, что нужен профессор Дубровский.

Из уважения к Павлу Петровичу Бася открыла дверь (ну чтобы объяснить, что профессор живет напротив) и застыла в немом изумлении. В парадном обнаружилась странная парочка (ребята явно играли на контрасте) — мужик средних лет, высоченный и худой, и второй, средних же лет, но маленький и толстый. При этом одеты они были одинаково — в полосатые куртки и штаны, как у лыжников.

Толстый зачем-то держал в руках палку, к которой проволокой были привязаны редкие еловые ветки.

— С Новым годом! — деловито сказал длинный.

Бася с трудом разлепила губы и пробубнила:

— Да, и вас так же…

— Генрих Плантагенет! — с достоинством поклонился толстый пришелец и шаркнул ножкой.

— Кто? — переспросила Бася.

— Плантагенеты мы! — доброжелательно пояснил длинный.

— Колядуем! — добавил толстый. — Пришли профессора поздравить! Вручить ему зеленое миртовое дерево! — Он помахал палкой.

«Ну все! Вот тебе, матушка, и белая горячка!» — с тоской подумала Бася.

— Хотите, мы вам споем рождественскую колядку? — весело спросил толстый и, не дожидаясь Басиного согласия, резво запел:

— Жили у бабуси в голове два гуся.

Один серый, другой белый,

Я ее боюся!

— А сейчас мы пойдем поздравлять профессора! — развел руками длинный.

Бася решила внести хоть какую-то ясность в ситуацию и с надеждой спросила:

— Вы его пациенты?

Длинный строго и со значением ответил:

— Бывшие пациенты! За излечение и пришли благодарить доктора, так сказать!

— Понятно, — кивнула Бася. — Мои новогодние поздравления профессору!

— Кто приходил? — поинтересовалась Соня.

— Генрихи Плантагенеты. Я, можно сказать, увидела свое будущее! Если не прекращу психовать и нервничать, то скоро сама заделаюсь коронованной особой, а сосед-профессор возьмет меня к себе на излечение.

* * *

Под Новый год, как правило, за несколько часов до полуночи, Басино настроение начинало резко меняться: то нахлынет детская радость — вот просто до пронзительного ощущения счастья, — то почему-то становится грустно, и что-то щемит в груди, так, что хочется плакать.

Сейчас хотелось плакать…

Бася взглянула на часы — начало десятого. Пора садиться за стол! Она подмигнула подруге:

— Ну что, проводим старый год, дорогая?

Своим самым задушевным голосом Бася произнесла обращение к нации, которая в этот вечер была представлена Соней и кошками. Барбара говорила о том, какой это прекрасный, совершенно особенный праздник — праздник надежд, ведь все в этот день надеются на лучшее будущее.

Соня внимательно слушала, согласно кивая головой. Кошки мурлыкали на диване.

— Но прежде чем обратить взор в будущее, по традиции надо выпить за год уходящий, который, следует отметить, лично у меня был совершенно безумным: встреча с Эдом, бурный роман, на закуску разрыв и, наконец, ударная последняя неделя декабря! Но надо уметь быть благодарной!

Бася расчувствовалась и уже собиралась отпить шампанское, как вдруг застыла с бокалом в руке, потому что раздался звонок в дверь.