голову, в глазах мелькнуло раздражение. Женщина положила книгу на одеяло, устремила взгляд на застывшего в проеме незнакомца. Стало не по себе. Мелькнула мысль, что его разглядывает мертвец. У женщины были мутные глаза, плотно сжатые губы. Глубокие морщины, исходящие из уголков рта, создавали впечатление, что подбородок – вставной. Она смотрела не мигая.

Павел попятился, закрыл дверь. Наваждение не пропало, женщина продолжала на него смотреть. Он стряхнул оцепенение, вернулся в гостиную. Присутствующие молчали. Куренной смотрел с вопросом.

– Отвечу сразу, – сказал Душенин. – Это моя супруга Елена Витальевна. Ей сорок три года, хотя выглядит на семьдесят. Тяжелая психиатрическая болезнь скоропостижно ее состарила. Моя супруга не буйная, врачи разрешили держать ее дома. Елена Витальевна совершенно беспомощна, она едва ли осознает, где находится и кто все эти люди вокруг нее. Болезнь продолжается несколько лет. Когда мы вернулись из эвакуации, началась острая стадия. Но случались прояснения – сейчас их уже нет. Она никого не узнает. Доктор Мясницкий из местной психиатрической лечебницы иногда заезжает, осматривает больную, выписывает новые лекарства. Он честно признается: в больницу лучше ее не класть, лечебное учреждение переполнено, и это не пойдет Елене Витальевне на пользу. Мы ухаживаем за ней в свободное от работы время. В остальные часы приходит сиделка – это женщина из нашего подъезда, бывший медик, проживает этажом ниже. Давайте не будем о причинах тяжелого расстройства Елены Витальевны, вы же не за этим пришли?

– Да, простите, мы не знали, – кивнул Павел. – Понимаем, как вам нелегко.

– Ваша дочь работает? – спросил Куренной.

– Конечно, – удивился Душенин, – сейчас все работают. Каюсь, пристроил Машу, воспользовался, так сказать, своим служебным положением. Она библиотекарь, работает в нашем ДК, в данный момент замещает приболевшую заведующую. У Маши свободный график, но часто приходится сидеть допоздна. В таких случаях я выхожу ее встречать. Дом культуры в двух шагах, но идти приходится через темный сквер, а это, знаете ли, щекочет нервы… Вы же не считаете, что руководство библиотечным фондом – это нечто ненужное, второстепенное?

– О нет, ни в коем случае, – поспешил заверить Куренной. – Каждый трудится на своем фронте, даже в наше мирное время. Знание – сила, культуру – в массы, это понятно… Давайте уточним – вы работаете директором городского Дома культуры?

– Работаю, – кивнул Душенин, – и надеюсь, очень скоро ему присвоят статус Дворца культуры. Беспокойное хозяйство, надо вам сказать. Библиотека – лишь малая часть. Проходят семинары – приглашаются лекторы из других городов, инструкторы райкома партии. Для детей работают кружки и секции, скоро откроется изобразительная студия, работает кружок театральной самодеятельности. Кинозал практически не пустует, постоянно завозятся новые киноленты. И это не старое кино. Только за последний месяц мы демонстрировали «Ивана Грозного» Сергея Эйзенштейна, «Два бойца» Леонида Лукова, «В шесть часов вечера после войны» Ивана Пырьева. Все эти картины сняты в военное время – с сорок третьего по сорок четвертый год. Да, забыл сказать, я возглавляю первичную партийную организацию нашего учреждения. Моя дочь – комсомолка, недавно ей предложили должность комсорга. К сожалению, пришлось отклонить предложение по причине ухода за больной матерью…

– Мы поняли, Игорь Леонидович. – Куренной беспокойно шевельнулся. – Давайте к делу. Что скажете о Каплине и его супруге? Часто ли приходилось общаться? Когда вы виделись в последний раз?

Павел помалкивал, делал мысленные зарубки. На цыпочках вернулась Мария, присела на край стула. Девушка был напряжена, ей не нравилось происходящее. О трагическом инциденте Душениным сообщили несколько часов назад, оба находились на работе. С Каплиными не то чтобы дружили, но поддерживали отношения еще с довоенного времени. Эвакуация разбросала, но, вернувшись в город, опять сошлись, стали общаться. Давид Маркович – натура сложная, не сказать, что приятный человек, есть в нем что-то скользкое, да и по натуре довольно скрытен. Но не отнять – весьма эрудированный, с ним интересно общаться. И не жаден, как некоторые могли бы подумать. Никогда не приходит в гости с пустыми руками – то коньячок армянский принесет, то вкусные пирожные, Машу постоянно балует – то коробкой конфет, то душистым «буржуйским» мылом. А вот супруга у него, Надежда Соломоновна, – весьма приятная дама, доброжелательная, отзывчивая и тактичная. Когда Давид Маркович начинает громко смеяться или употреблять словечки, не уместные в приличном обществе, обязательно наступит ему на ногу. На этом месте сидящая в углу Мария украдкой улыбнулась, но быстро сделала строгий вид.

– Простите, что употребляю настоящее время, – спохватился Душенин и стиснул подлокотник кресла, побелели костяшки пальцев. – Видимо, не осознал, пребываю в другом мире… Это ужасно. – Он закрыл глаза. – Самое печальное, что такое может случиться с каждым, мы не защищены, а преступность окончательно распоясалась…

– У вас есть оружие?

– Да, – Душенин вздрогнул, – это «вальтер», его презентовал, кстати, ваш начальник майор Скобарь Юрий Евдокимович. Оружие полагается официально, в силу ответственной должности, есть на него бумага. Я не участвовал в войне с Германией, но знаю, что это такое. Имею военное прошлое. Принимал участие в боях на КВЖД, потом на озере Хасан. Получил ранение, был списан, пришлось вспомнить про гражданскую специальность… Спасет ли это оружие? – Он устремил встревоженный взгляд на дочь. Маша вздохнула и опустила глаза. – Что случилось с Каплиными, товарищ Куренной? Нам рассказывали такие ужасные вещи…

– Да, их пытали, перед тем как убить, вывезли в лес… Когда вы их видели в последний раз?

– В самом деле, когда… – Душенин задумался, устремил вопросительный взгляд на дочь: – Маша, помоги, у меня сегодня беда с головой.

– Пару недель назад? – Маша тоже задумалась.

– Точно, – хлопнул себя по лбу Душенин. – Только не две недели, а дней десять назад, вечером в четверг. К нам заглянул доктор Мясницкий Иван Валентинович – проведать больную. Он возвращался с работы, живет недалеко, иногда забегает на чашку кофе или рюмочку коньяка… Иван Валентинович уже уходил, когда нагрянули Каплины с бутылкой вина… Но знаете, просидели недолго, все же рабочая неделя…

– Было в их поведении что-то необычное?

– Нет, не скажу… Надежда Соломоновна трещала, как печатная машинка. Давид Маркович, впрочем, был немногословен, уходил в себя, улыбался как-то рассеянно.

– Расстроен он был, папа, чего уж там, – подала голос Мария. – Ты еще спросил, не случилось ли чего. Он встрепенулся, сразу стал улыбаться, шутить…

– Возможно, – допустил Душенин. – Знал бы, что это важно, – запомнил бы. Но у Давида Марковича проще дорогой коньяк выпросить, чем объяснение, что случилось. Возможно, ничего серьезного, старые болячки или неурядицы на работе. Я помог ему устроиться в контору, занимающуюся снабжением городских магазинов продуктами питания. Насколько известно, нареканий на Давида Марковича не поступало.

– Он