Главным препятствием для дю Пакье, помимо недостатка знаний, были деньги, вернее, их отсутствие. Мейсенской мануфактуре средства на создание производства и оплату работников выделяло, пусть и со скрипом, саксонское казначейство. Дю Пакье не получил от Карла VI ничего, кроме неопределенных обещаний стать щедрым покупателем — как только будет что приобретать. Дабы закрепить документально, что не берет на себя никаких финансовых обязательств, австрийский император в мае 1718 года даровал учредителю новой мануфактуры двадцатипятилетнюю монополию на производство фарфора в Австрии, особо оговорив, что тот не должен рассчитывать на деньги казны.

Надо было искать кого-нибудь другого, кто вложит средства в фабрику. Дю Пакье сумел заразить своим энтузиазмом венского купца Мартина Бекера, и тот согласился выделить крупную сумму на предварительные эксперименты и создание производства. За это дю Пакье пообещал ему долю в прибылях. Партнерами стали также Петер Генрих Цердер, министр правительства, который, вероятно, и выхлопотал для фабрики монополию, и «арканист» Гунгер.

Так венская мануфактура была основана еще до того, как ее учредитель сумел получить хотя бы крошечный кусочек настоящего фарфора. В отличие от Мейсена, никаких торжеств по этому поводу не проводилось.

Поначалу фабрика занимала скромный домик в пригороде под названием Россау (теперь это часть Вены, прилегающая к улице Лихтенштейн-штрассе). Печь была всего одна, и та негодная, штат состоял из десяти человек. Дю Пакье, теперь уже вместе с Гунгером, продолжал опыты. Он по-прежнему брал для массы глину из Пассау на границе Австрии с Баварией. Гунгер, мало знавший о составе настоящей фарфоровой смеси, поддержал убежденность дю Пакье, что она при обжиге станет белой, однако то ли глина была неподходящая, то ли печь не давала нужной температуры, но опыты раз за разом оканчивались ничем.

Наконец Гунгер понял, что его некомпетентность вот-вот станет очевидной, и начал жаловаться на глину — она, мол, не годится для синей подглазурной росписи, которую он якобы изобрел. За год, потраченный на дорогостоящие эксперименты, дело не сдвинулось с мертвой точки, и дю Пакье наконец понял, что напрасно связался с Гунтером. Мейсенский «арканист» за все время не произвел ничего, кроме груды бесполезных черепков.

Денег было потрачено много, и все впустую. Стало ясно, что без настоящего специалиста венская фабрика окончит свои дни, так и не заработав.

Дю Пакье вновь стал думать, кого бы сманить из Мейсена. Лучше всего подошел бы сам Бёттгер, изобретатель фарфора, но к тому времени он был уже тяжело болен и в любом случае давние отношения с королем не позволили бы ему переехать в Вену. Тогда дю Пакье перенес внимание на родственников Бёттгера. Штейнбрюк, смотритель мануфактуры, славился своей неподкупностью, но у Бёттгера был сводный брат, Тиман, человек куда менее щепетильный. Тиман переехал в Дрезден вместе с матерью и сестрой и поступил лейтенантом в гвардию. Из-за буйного нрава он то и дело попадал в переделки, чем доставлял Бёттгеру много беспокойства.

Тиман отчаянно завидовал удачливому сводному брату, любимцу короля. Нет свидетельств, что он работал с Бёттгером, но кое-что о производстве фарфора Тиман явно знал и был знаком с людьми из ближайшего окружения брата, в том числе с проходимцем Мельхорном. Когда дю Пакье предложил ему деньги, Тиман без колебаний предал смертельно больного родственника. Вместе с Мельхорном он изготовил из папье-маше макет мейсенской печи, который и отправил в Вену. Тамошнюю печь переделали в соответствии с этим образцом, однако у дю Пакье по-прежнему ничего не получалось.

Шли месяцы, деньги утекали, и предприимчивый голландец постепенно начал осознавать, как сложно сделать настоящий фарфор. Без толкового специалиста начинание было обречено на провал. Чтобы не повторять прошлых ошибок, дю Пакье отвернулся от бесчисленных «арканистов», якобы узнавших секрет из хмельной болтовни Бёттгера. Ему нужен был мейсенский мастер, действительно сведущий в производстве фарфора.

И такой человек нашелся — Самуэль Штёльцель. Он давно трудился на Мейсенской фабрике, руководил подготовкой фарфоровой массы и обжигом. Более того, он начал помогать Бёттгеру еще в Альбрехтсбурге, десять с лишним лет назад. Его вымотали постоянные распри с Кёлером, низкое жалование — всего сто пятьдесят талеров в год — и несвобода.

В довершение бед он влип в неприятную историю сердечного свойства. Штейнбрюк узнал, что Штёльцель завел в горнорудном городке Фрайберг девицу, и теперь она ждет ребенка, а возмущенные родственники требуют загладить вину. Из-за того, что злополучная связь получила огласку, Штёльцель не мог жениться на девушке, с которой был обручен в Мейсене.

В самый разгар неприятностей Штёльцель получил от дю Пакье письмо с заманчивым предложением: если он переедет в Вену и сможет вместе с Гунгером успешно изготовить фарфор, то получит жалованье в тысячу талеров, бесплатное жилье и все необходимое оборудование. Для загнанного в угол Штёльцеля это казалось идеальным выходом.

Удар в спину настиг Бёттгера в то самое время, когда его болезнь перешла в последнюю, самую мучительную стадию.

Начался 1719 год, ударили морозы. Бёттгер метался в горячке. Дю Пакье прибыл в Мейсен и через посланца сообщил об этом Штёльцелю в Альбрехтсбург. Мастер каким-то образом сумел обмануть стражу на входе, выбрался из замка и встретился с дю Пакье на квартире. Там они и заключили тайную сделку, которая должна была положить конец мейсенской монополии.

Несколькими днями позже, в сопровождении музыкантши по имени Ля Франс и бильярдного игрока Лепина (что именно связывало его со Штёльцелем — остается интригующей загадкой) мастер бежал из Альбрехтсбурга и прибыл в Вену еще до того, как в Мейсене его успели хватиться.

Бёттгер потерял одного из главных работников, но теперь ему уже все было безразлично.

Прибыв в Вену, Штёльцель, хорошо знавший технологию изготовления фарфора, сразу понял, что немалая часть затруднений связана с используемой глиной. Видимо, он прихватил с собой образцы сырой массы из Мейсена; так или иначе, перепробовав местное сырье, он предложил попытать счастья с глиной из карьера Шнорра в Ар — той самой, из которой делали фарфор на Мейсенском заводе. Дю Пакье согласился — он готов был ухватиться за любую соломинку.

Главная сложность заключалась в том, что Август вынудил Шнорра дать обещание не продавать глину на сторону. Тем не менее Штёльцель прибег к помощи Меерхейма, близко знакомого со Шнорром, и попросил того организовать поставки глины в Вену с условием немедленной оплаты. Шнорр досадовал на руководство Мейсенской фабрики, которое месяцами заставляло его ждать денег, и без долгих уговоров согласился на предложение Штёльцеля.

Саксонские таможенники не должны были пропускать в соседние страны фургоны с глиной и другим ценным сырьем, но они не проявили достаточной бдительности. Весной 1719 года караван с контрабандным грузом пересек границу. Одного или двух возчиков остановили и развернули, остальные благополучно добрались до Вены.

Теперь у Штёльцеля было все для изготовления фарфора, который мог бы посоперничать с мейсенским, в том числе копия печи и сырье. Через несколько недель после прибытия глины он гордо предъявил дю Пакье зримое свидетельство того, что, в отличие от Гунгера и подобных ему шарлатанов, он знает свой дело.