Жена тут же очнулась и, устремив на него осоловевшие глаза, тихо выдохнула:

– Не надо…

– Иди, кому сказал, – уже строго велел Матвей, помогая жене встать.

– Надо бабку Евгению разбудить.

– Разбужу, разбужу, – кивнул Матвей.

Едва Арина ушла в спальню, Твердышев занял место на короткой деревянной лавке рядом с больной и окинул взглядом девушку. Накрытая одеялом до пояса, она лежала в одной рубашке с закрытыми глазами. Влажные от пота темные пряди облепили ее лицо, а худенькие белые руки лежали поверх одеяла. Она тяжело дышала. Потом застонала. Матвей приложил руку ко лбу больной и отметил, что он по-прежнему горячий, однако чуть прохладнее, чем вечером.

Привстав, он смочил в холодной воде полотенце и положил влажную ткань ко лбу Вари. Она вновь зашевелилась и застонала, и тут же он отчетливо разобрал в ее стоне имя Алексей. Решив, что уж больно она переживает за брата, раз даже в бреду поминает его имя, Матвей вновь устало сел на лавку.

– Лёшенька, я рядом, рядом… – шептала она.

Ее одеяло немного сползло, и он осторожно поправил его, натянув до подмышек девушки. Через пару минут Варя перестала стонать и затихла, вновь заснув.

Долго рассматривал Твердышев тонкие черты лица больной. Методично, внимательно и с каким-то упоением, изучая каждую его черточку. Невольно он подумал о том, что еще никогда не встречал более красивой девки. Темные густые ресницы ее лежали на округлых щеках и чуть подрагивали. Прямой небольшой нос и выемка над губами ладно переходили в спелые красивые губы девушки. Небольшое ушко, обрамленное волосами, и нежная тонкая шея привлекли его внимание.

Не в силах сдержаться, Матвей поднял руку и осторожно провел пальцами по ключице Вари. Затем, едва прикасаясь к нежной коже, переместил ладонь на ее хрупкое плечо и осторожно прошелся вниз по бледной обнаженной руке до кисти. Через миг, не удержавшись, он поднял руку к вороту ее рубашки и дрожащей рукой чуть спустил ткань, обнажая белое плечо. Лаская его взором, он вдруг вспомнил соблазнительное тело, которое видел обнаженным в бане.

– Хороша, ягодка… – глухо вымолвил мужчина одними губами. – Такую красивую девку и полюбить несложно…

Раньше он никогда не задумывался о красоте в бабах. Воспитываясь в приемной семье приказчика, он хорошо запомнил слова названого отца о том, что жена должна быть здоровой и трудолюбивой. Тогда и достаток в доме будет. Матвей женился, когда ему едва исполнилось семнадцать, на соседской девушке, которая слыла покладистой и доброй. Матвею нравился веселый, отходчивый нрав Арины, которая всегда старалась угодить ему и была во всем помощницей. Они прожили тринадцать лет вместе и почти никогда не ссорились.

Сейчас же, смотря на прелестное нежное лицо спящей девушки с яркими манящими губами, Твердышев вдруг подумал, что некоторые люди, наверное, женятся по любви, а не по надобности, как вышло у него.

– Что за бредовые мысли! – тут же осек он себя.

Поняв, что дальнейшее изучение Вареньки не приведет ни к чему хорошему, он осторожно поправил сорочку девушки и укрыл ее одеялом до подбородка. Уже светало. Быстро намочив полотенце и положив его на лоб Вари, Матвей поднялся на ноги. Он направился будить бабку Евгению, боясь дольше оставаться у постели.

После той ночи Варя пошла на поправку. Жар спал, но открылся сильный кашель.

Придя с завода на следующий день, Матвей, уставший и голодный, оперся о косяк двери у входа и громко вымолвил:

– Арина, я дома! На стол собирай.

Твердышева тотчас появилась из-за печи, где, видимо, хлопотала над больной.

– Варвара Дмитриевна в себя пришла, – бросила Арина ему радостно.

– Это хорошо, – облегченно вздохнул Твердышев и начал расстегивать кафтан-сибирку.

– Ты, Матвеюшка, не раздевайся пока, – начала Арина, подходя к нему.

– Чего это? – удивился он.

– Да я баньку затопила. Варвару Дмитриевну попарить надо, хрипит вся.

– Жар же у нее, нельзя.

– Спал жар. Никитична заходила, сказала, что с сосновыми ветками да с настоем надо ее попарить, чтоб грудину-то вылечить. Тебя ждала, чтобы отнес ее в баню-то.

– А что она сама?

– Упадет еще. Матвеюшка, ну прошу, снеси ее в баню. Не Никифора же просить.

– Умаяли вы меня, – недовольно буркнул Твердышев, но все же отнес по просьбе жены девушку в баню, а затем и обратно.

Через несколько дней Варя окончательно поправилась и вскоре вновь хлопотала по дому, помогая бабке Евгении. Арина пропадала до вечера в ткацкой мастерской, дети играли и помогали Варе по хозяйству, Никифор выполнял мужскую работу по дому, таскал воду или колол дрова.

Твердышев приходил почти ночью, быстро съедал ужин и беспробудно засыпал до утра. Он сильно уставал, так как на заводе было много заказов, которые надо было сделать в срок, а по вечерам он ходил к новому дому, строительство которого шло полным ходом. Часто по вечерам и все выходные Матвей сам помогал мужикам строить, и смотрел, все ли сделано как следует. Дело шло скоро, благодаря тому, что первый каменный этаж дома выгорел лишь изнутри. Фундамент и нижние стены даже после пожара остались вполне пригодными для жилья, и требовали лишь внешней облицовки.

В середине июня сильно потеплело. Варя через Арину упросила Твердышева вновь отвезти ее к Олсуфьеву на дрожках. Едва она приблизилась к шахте, где работали заключенные, как заметила того самого охранника, которому давала перстень. Узнав девушку, надсмотрщик сразу же заявил, что, если Варенька хочет увидеть брата, должна снова заплатить. Поджав от досады губы, она промолчала и уже хотела развернуться, чтобы уйти. Но тут рядом с ними появился Матвей, который, как и в прошлый раз, за всю дорогу не проронил ни слова. Сунув серебряный рубль в ладонь наглого мужика, он договорился, чтобы Варю пропустили к брату. Девушка обрадованная, тотчас побежала вслед за приказчиком.

Вернувшись полчаса спустя, она проворно взобралась на дрожки, села рядом с Твердышевым и возбужденно поблагодарила:

– Благодарю вас, Матвей Гаврилович, если бы не вы, не пустили бы меня к нему.

Она радушно улыбнулась, и Матвей ощутил, как его обдало жаром. Ибо теперь она улыбалась ему именно так, как тогда на гулянье этому несносному Тоболеву. Вмиг смутившись, он отвернулся и начал нервно стегать лошадь, чтобы та сдвинулась с места.

– Отчего, вы отцу не отпишете? – спросил Матвей, когда дрожки поехали, и, исподлобья глядя на девушку, добавил: – Чтобы он денег прислал?

– Не могу. Я ведь из дома без благословения уехала. Отец, когда узнает, где я, тут же воротит домой.

– Наверняка, – хмыкнул Матвей. – И вам еще не надоела такая жизнь, Варвара Дмитриевна?

– Какая?

– Здесь, у нас. В прошлый раз вы называли наши места захолустьем.