Кейн улыбнулась, покачав головой.

– Да, и я крестила ее так, как крестили всех Кэйси. Ты же мне рассказывала, как ты сделала это с Хэйденом. Потом я рассказывала ей о клане, которому она принадлежит. И, клянусь, если бы она тогда могла говорить, она бы попросила меня отвезти ее домой, к тебе.

– И это учитывая, что вы все время жили у твоей матери?

– В ее жилах течет кровь Кэйси. Помнишь – «сорная трава». Пробивается. И мама с таким же успехом могла попробовать сломить ее дух, как пыталась сломить твой. Ты даже не представляешь, как я рада, что больше мне не придется воспитывать дочь одной. Ханна чудесный ребенок, и она – плоть от плоти кое-кого мной очень любимого.

Эмма запечатлела поцелуй на губах, о которых мечтала и прикосновениями которыми не могла насытиться. За этим коротким поцелуем последовали другие, нежнее и откровеннее. И рука Кейн инстинктивно легла Эмме на грудь. Кейн чувствовала, как напряглась каждая клеточка тела ее любимой.

В голове Эммы с молниеносной скоростью пролетела мысль о том, что ей хочется прикасаться к Кейн, чувствовать ее кожу, целовать шею, ключицу, грудь, спускаться ниже, лишь бы только излить всю свою нежность. Но эту мысль догнала другая, не столь приятная: сначала Кейн нужно выздороветь, а пока ее вообще нельзя тревожить. И Эмма, делая над собой величайшее усилие, отстранилась.

– Нет, вернись. Иди сюда, любовь моя, – проговорила Кейн с надрывом в голосе. – Тебе ведь не хватало страсти без меня, а я так устала ждать.

– Я бы очень хотела, но твои раны… – Эмма знала, что протест ее прозвучал, по меньшей мере, вяло.

– Давай, скажи мне, что ты не хочешь меня, и я оставлю тебя в покое.

Эмма не ответила. Еще немного, и она готова была поддаться. Она уже чувствовала, что комната, в которой они находились, начала сужаться, терять краски, еще мгновение – и вовсе исчезла. Остались только они, так горячо любившие друг друга, в ослепительно белой невесомости. Эмма отбросила все мысли и поддалась волшебству, царившему вокруг. Она едва прикоснулась к губам Кейн и поднялась с постели.

Ее подруга не успела понять, что произошло и, думая, что Эмма отказала ей, готова была застонать от обиды. Но та заперла дверь и вышла на середину комнаты. Лучи закатного солнца мягким светом падали на Эмму. Она медленно расстегивала пуговицы на своей рубашке, одну за другой. Сейчас ей хотелось лишь одного – снять с себя всю одежду, которая вдруг сковала ее тело, будто была не из тонкой дорогой ткани, а из грубого сукна. Эмма хотела снять все, до последней детали, чтобы быть к Кейн максимально близко, чтобы ничто больше не разделяло их. Эмма была просто сведена с ума любовным настроением, заполнившим все вокруг, что готова была поддаться на все, что бы ни пришло Кейн в голову.

Первая преграда между ними была преодолена: рубашка соскользнула с плеч и упала на пол. Стройная Эмма, в темно-зеленом шелковом бюстгальтере и с распущенными белокурыми волосами, будто сошла с картины.

– О, да у нас, похоже, обновка, – улыбнулась Кейн.

– Я помню, кое-кто однажды обмолвился, что зеленый – ее любимый цвет, – ответила Эмма, проведя кончиками пальцев вниз по животу и остановившись у застежки на джинсах. Она немного нервничала, ведь с тех пор, как они с Кейн начали встречаться, ее тело заметно изменилось. Две беременности оставили на нем свои неизбежные следы в виде растяжек.

Эмма повела бедрами, и джинсы упали, собравшись вокруг лодыжек. И вдруг она почувствовала себя абсолютно незащищенной, все несовершенства тела будто оказались на виду не у одной Кейн, а у всего мира. Прошла едва ли не целая минута, Кейн не проронила ни слова. Эмме хотелось закричать. Она молила Бога поскорее опустить за Землю ночь, чтобы спрятаться в ее спасительной темноте.

– Я знаю, после рождения Ханны…

– Я знаю, что после рождения Ханны ты все такая же красивая и сексуальная, как в первый раз, когда я увидела тебя вот так, – Кейн спустила ноги с кровати и села. – Тебе со мной нечего стесняться, радость моя. Я сейчас так тебя хочу, что боюсь напугать своим напором.

– Никогда не напугаешь. – Эмма, как зачарованная, смотрела, как Кейн расстегивала рубашку. Сотней промилле алкоголя ударила в голову возможность наблюдать обнаженное тело Кейн. Если это сон, Господи, не дай нам проснуться.

На Кейн осталась лишь одна белая повязка, которую врач наложил прошлым утром. Пол под босыми ногами казался враждебно холодным. Кейн сделала пару шагов к Эмме и прижала ее к себе. Впервые за четыре года. В одно мгновение пол превратился в раскаленные угли, которые проникали своим жаром от ступней по всему телу. В голове Кейн пронеслась мысль избить Джованни до полусмерти: если бы не заказанный им выстрел, она могла бы самую желанную женщину отнести в постель на руках. Кейн потянулась, желая обнажить Эмму, но в последнюю секунду остановилась и заглянула в ее глаза, будто спрашивая разрешения.

– Я умру, если ты не прикоснешься ко мне.

Кейн расстегнула изящные лямочки дорого белья и чувственными ладонями провела по ягодицам Эммы, окончательно их обнажая. Непреодолимое желание сжало все внутри. Раздев до конца Эмму, Кейн прижала ее к себе.

– Пожалуйста, милая, я больше не могу ждать, но не хочу, чтобы тебе было больно, – прошептала Эмма.

Кейн целовала ее шею:

– Большую часть работы тебе придется сделать самой…

Эмма смотрела, как Кейн ложится в постель и тонет в подушках. Эмма чувствовала атласную кожу и обвила ногами ее талию. Кейн гладила колени и бедра Эммы, а дальше, чтобы не растянуть швы, провела лишь одной рукой по направлению к торчащим розовым соскам.

– Кейн… – задыхаясь, выдавила Эмма, когда пальцы любимой ласкали и дразнили ее напряженные соски. – Милая, я так хочу… мне просто необходимо, чтобы ты прикоснулась ко мне там, ниже.

– Иди сюда, любимая.

Эмма поднялась на ноги и прошла по кровати к изголовью, которое своей ажурной ковкой доходило почти до самого потолка. За него было удобно держаться. Эмма переступала так, что ее ноги были по обе стороны от Кейн.

– А теперь садись. – у Кейн захватило дыхание. Нежный интимный запах ни с чем невозможно было перепутать, он мог принадлежать только Эмме. Кейн почувствовала сладостную тоску, и это было подобно возвращению в родной дом. Она закрыла глаза и нежно провела расслабленным языком по самой интимной части тела Эммы, от одного конца к другому, постепенно надавливая и углубляясь, ощущая, как стенки сжимаются вокруг ее языка, а потом поцеловала требовательно и сильно.

– Как хорошо, – закидывая голову, простонала Эмма и схватилась за спинку кровати.

Кейн сжала бедра Эммы, заставляя ее двигаться в собственном ритме, и та вновь подчинилась. Четыре года желания подошли к концу так стремительно… Первый спазм удовольствия пронзил тело Эммы. Она не смогла сдержать крик, не думала о том, сколько в доме было людей. Тело порывисто задрожало, и Эмма заплакала, не в силах сдерживать переполняющие ее чувства. Она отчаянно хотела, чтобы Кейн взяла то, что принадлежало ей по праву, хотела отдать все без остатка, немедленно.