да представились бы перед строем, полномочия свои подтвердили, а так… ну потерял Уваров память, да еще и в горячке после вчерашнего…

— Полог подними снизу! — командует мне полковник: — невысоко, но так, чтобы холод по низу пошел!

— Так точно! — спешу исполнить приказ, сразу понимая, что к чему. Верно, тут же холодно! В холоде окоченение происходит намного быстрее, час-другой и хватит! Ай да полковник!

— Ничего не трогай — продолжает она: — выйди и друга своего позови!

— Друга?

— Второго идиота, который лейб-гусар! Вот не поверю, что он сейчас у палатки не стоит!

— Ваша правда, Мария Сергеевна, стою-с… — в палатку вваливается Леоне, окидывает взглядом бардак и присвистывает: — Володя! С меня выпивка! Всегда мечтал именно там сибилей и увидеть — так сказать, пораскинули мозгами. А ты художник, право слово, эк ты мозгами все тут забрызгал!

— Помолчите, фон Келлер, у меня и так голова раскалывается — прижимает пальцы к виску Мария Сергеевна: — какого черта вы сюда поперлись, Уваров? Это же просто допрос…

— Не скажите, Мария Сергеевна. Это ж менталист — наклоняется над вторым безопасником Леоне и указывает на тускло блеснувший значок, что прикреплен к лацкану черного сюртука — глаз в пирамиде: — вы бы потом полгода в себя приходили… и какая скотина для расследования сюда менталиста направила.

—… Уваров, фон Келлер. — устало говорит полковник и потирает лоб: — это не ваше дело, ясно? У меня есть свои скелеты в шкафу и нечего вам сюда лезть. Дело каторгой закончится может… а то и… — она кивает на два тела, которые лежат на полу живописным натюрмортом.

— Извольте не согласится, Мария Сергеевна — поджимает губы гусар: — мы стоим в палатке, полной мертвых сибилей и неясное чувство гордости в груди подсказывает мне что это не вы им головы расплескали по стенкам. Так что Володя уже в вашей ситуации по горло, и я не говорю про ваши… отношения.

— Вы знаете? — поднимает голову полковник и смотрит на него. Гусар пожимает плечами.

— Помилуйте, Мария Сергеевна — все знают! Это же маленький городок… был. Сплетни в такой среде разносятся мгновенно…

— Мда… — качает головой полковник: — вот же…

— А я в свою очередь — помогаю вам скрыть преступление против СИБ — продолжает гусар: — так что бросьте ваши экивоки и можете считать нас в одной лодке с вами. Такая… тесная компания. Понимаю, что вам бы хотелось остаться в метафорической лодке наедине, но… — он разводит руками: — придется потерпеть мою компанию. Я не так уж и дурен в гребле.

— И когда это ты соучастником преступления стал? — спрашиваю я у него: — может все-таки просто уйдешь и мы тут…

— А вот прямо сейчас — говорит гусар: — предлагаю скатать их в ковер, а потом Володя отнесет тела в берлогу… тут медведя нашли рядышком. Ну и… будто сами зашли, заблудились, а медведь их подрал! Вот я и соучастник! Буду помогать ковер нести!

— Знаете, что Леоне фон Келлер — вздыхает полковник Мария Сергеевна Мещерская: — вы настоящий гусар.

— А то! — подкрутил свой ус Леоне: — самый что ни на есть!

— Мозгов у легкой кавалерии никогда не было — добавляет Мария Сергеевна, но гусар не обижается.

— Зачем нам мозги? — пожимает он плечами: — у гусара есть отвага и честь!

— Владимир… Володя — посмотри, как они там — коченеют? — спрашивает Мария Сергеевна и я наклоняюсь над телами.

— Схватываются понемногу — сообщаю я.

— Ну ладно. Поскольку нам теперь тут еще час сидеть… фон Келлер я вас попрошу снаружи встать и никого сюда не пускать. Если армейские прибудут — нам сообщить. Володя — ты, если сигнал от твоего друга будет — ударишь меня… не до смерти, но чтобы сознание потеряла, у меня откат уже был. Вчера. Ясно?

— Ясно. — киваю я, отходя от уставного «есть». В конце концов я уже не «Уваров», а «Володя»… меняется что-то в моем статусе, неужели она считает что я вспоминать начал? Что за отношения у нас с этой сильной, властной и уверенной в себе женщиной были? Я смотрю на нее, она выглядит намного лучше, кожа стала привычного цвета, руки перестали трястись.

— Володя — обращается она ко мне: — а как ты браслеты с меня снял? Это же… «металл магов».

— Металл магов? Не знаю — пожимаю я плечами: — раздавил и все. Главное было твои руки не задеть…

— Володенька у нас феномен — насмешливо говорит Леоне: — могучий русский богатырь! Илья Муромец! Рученькой взмахнет — СИБ убьет! Ноженькой дрыгнет — браслеты супротив магии разломает… Родовой Дар чудеса творит. Вот только на каторгу если что я не собираюсь. Я лучше в бою, с саблей наголо…

— Вот и иди, выход у палатки карауль — посылает его полковник: — а нам тут надо детали проговорить…

— Вечно самое интересное мимо меня — ворчит гусар, выходя наружу: — я ж помру от любопытства.

Дождавшись, пока полог палатки за неугомонным гусаром закроется — Мария Сергеевна повернулась ко мне. Взглянула в глаза испытующе.

— Кто ты такой, Уваров? — спросила она: — на самом деле? — и ее пальцы сжались в кулак: — кто ты на самом деле? И не надо мне про «потерял память, скоро вспомню». Даже этот идиот фон Келлер видит что ты изменился, а уж я…

— Не знаю — отвечаю я, говоря правду. Я и правда не знаю кто я теперь такой. Душа, которая переселилась из одного тела в другой? Гвардии лейтенант Уваров верил в душу. Офицер дальней разведки с номером вместо имени и фамилии, сменивший десятки личин — не верил. Что же я тогда такое? Просто данные, скопированные с одного носителя и перенесенные на другой? Телом — я определенно все еще Уваров, в голове по большей части — офицер КДР, но способности? Они откуда? Синтез трех начал? И трех ли?

— Я не знаю кто я такой и как я тут очутился — говорю я чистую правду. Когда женщина так смотрит тебе в глаза, особенно если это женщина, которая знает тебя близко — врать невозможно. Можно что-то недосказать… но не более. То есть — вы можете соврать, но женщина это обязательно заметит… она может не показать виду, но заметит обязательно.

— А что ты помнишь? — она смотрит мне прямо в глаза, словно испытывая, проверяя и я знаю, что она сейчас в состоянии распознать даже самую легкую и невинную ложь. Сейчас у Марии Сергеевны включился режим детектива… встроенный природой по умолчанию в каждую женскую особь.

— Да… практически ничего. Раз и уже посреди поля, валькирии стреляют куда-то, Пахом кричит…

— Да… предтеча Прорыва. Тварь вышла за пределы своего ареала доступности. Тогда у тебя Родовой Дар и открылся… — кивает она.

— Ну вот. А дальше я… по обстановке ориентировался… тварь убить, девушек спасти… с вами познакомился… — я снова перехожу на «вы», потому как в глазах полковника Мещерской я сейчас не Уваров, а неведома зверюшка, а на «ты» — еще заслужить надо.

— Ладно — потирает она лицо: — допустим. Все равно времени нет. Ты вот что скажи, Уваров, или кто ты там — ты точно решил в этот бардак ввязаться? Это мои личные неприятности, и я могу уладить все сама… включая все это… — она обводит взглядом палатку и тела двух шпаков.

— Не сможете, госпожа полковник Мария Сергеевна — отвечаю ей я: — я же вижу, как это. Давайте так — мы с Леоне уже ввязались, так что можете считать нас в одной лодке… хотя гребет он хреново.

— Армейские едут! — в палатку просовывается голова гусара и ищет нас взглядом: — всадники и экипаж! Позади — колонна!

— Так-растак! — стискивает зубы Мария Сергеевна: — Уваров… надо сделать так, чтобы я сознание потеряла! И…

— С ними — генерал Троицкий! Наш, из лейб-гвардии! Черных нет. — сообщает Леоне: — близко совсем уже!

— А… черт. Пошли сдаваться, Уваров — вздыхает Мария Сергеевна: — хорошо что лейб-гвардия… лучше уж гусарам сдаться.

— Зачем сдаваться? — искренне не понимаю я: — провести переговоры. А если…

— Ты Уваров — совсем как твой друг, тебе бы все кулаками махать… — полковник оправляет мундир и выходит из палатки. Я — за ней.

Смотрю по сторонам и вижу, как по Долготе движутся всадники. Лейб-гвардии гусарский полк, та же самая форма, что на моем приятеле фон Келлере — высокие кивера с белыми перьями, меховые ментики, красные доломаны, пики, притороченные к седлу укороченные