Томас, который разгадал маневры Гогенштауфена, реагирует точно так же, как Людовик, и утверждает, что убедил Генриха не сближаться с Барбароссой. Однако Генрих ведет опасную политическую игру между Французским королевством и империей и все время следит за Папской областью, которая может не сегодня-завтра подпасть под влияние Фридриха. Томас не одобряет этой вредной политики.

— Вы увидите, что Барбаросса навяжет нам Папу по своему выбору и коронуется в Риме, о чем мечтал Карл Великий.

Томас думает, что ему представился прекрасный случай открыто поговорить с Людовиком о франко-английском союзе.

— Вы здесь, сир, и король Англии тоже. Заключите между собой союз, и этим вы нарушите планы императора. Вас поддерживает духовенство вашего королевства. Сир, почему бы вам не заручиться еще поддержкой короля Англии? Этот союз мог бы оградить весь Запад от любых поползновений со стороны Востока. Естественно, если речь идет о союзе между английским и вашим королевствами, рассмотрите преимущества и поддержку, которые вам будут предложены Генрихом Плантагенетом. Он будет вести себя как вассал, готовый поддержать французскую корону. Маленькая Маргарита и маленький Генрих, чье воспитание будет доверено мне через несколько лет, будут хорошо защищены.

Казалось, короля эти доводы не убедили. В 1154 году он выдал замуж двух старших дочерей: одну, Марию, за графа Генриха I Шампанского, а другую, Аэлис, за Либо V, графа Блуаского, чтобы создать союзы, которые противостояли бы Генриху Плантагенету. Непосредственный соперник Генриха Плантагенета — граф Тибо, — не владел ли он землями, соседствующими с его недругом? Это доставляло удовольствие Людовику.

Томас догадывается, что король Людовик думает о тех поражениях, которые потерпел в Нормандии. С первых дней женитьбы на Алиеноре Генрих Плантагенет сделал из этого честного и искреннего человека своего непримиримого врага. Можно ли простить человека, который увел у вас жену? Союзников против Генриха найти нетрудно: граф Генрих Шампанский, ходивший вместе с Людовиком в крестовый поход, и его младший брат граф Тибо Блуаский, а также граф Жоффруа, собственный брат Генриха Плантагенета, лишенный им наследства, граф Робер де Перш, брат Людовика.

К несчастью, оружие всегда делало Генриха победителем, и претензии Капетингов на завоевание трех огромных вассальных владений — нормандского, анжуйского и аквитанского — никогда не осуществлялись[70]. Людовик пытался осадить крепость Нефмарше, но тщетно! Укрепленный город, на короткое время оказавшийся в его руках, был снова отобран Генрихом. Армия последнего сеяла смерть и ужас в нормандском Вексене, и Людовик чувствовал себя не в силах сражаться с обезумевшими наемниками. А теперь именно этот нормандский Вексен, столько раз атакованный, потерянный и вновь взятый, стал ни с того ни с сего предметом обсуждения в качестве приданого маленькой Маргариты, которую Людовик и ее мать Констанция прятали от чужих глаз.

Томас это прекрасно знал. Хватит ли у него смелости говорить с этим, сотни раз обиженным человеком, полным гордости и самолюбия? К огромному удивлению Томаса, Людовик делает первый шаг.

— Ваш король послал вас потребовать нормандский Вексен, конечно, вместе с замками Жизор, де Волрей, де Нёпль и, кстати, просить руки моей дочери? Не хочет ли Генрих Плантагенет построить сплошную стену для своей новой империи, от Байонны до Кале? Отремонтировать Жизор, Нёпль, Шпион… Внедриться в Аквитании, взять назад Туар и, покорив Англию, захватить Бретань. Он ненасытен.

— Вы хорошо знаете, сир, что, в конце концов, мир стоит не так дорого, как война, когда стороны не равны. Из всех закоулков королевства слышатся только восхваления вашего чувства справедливости, миролюбия, вашей заботы отдать угнетенному то, что ему полагается! Среди жалоб, направленных вашим вассалам их подданными, одна состоит в требовании вашего суда, поскольку они пренебрегают судом сеньоров! Вот хорошие подданные, которые преступают из любви к вам законы своих сеньоров, предпочитая им законы короля. Это самый большой комплимент, который можно сделать королю.

Томас произнес именно те слова, которые и следовало произнести, такие, которые скрепят их дружбу.

— Если бы я был уверен, что вы сможете следить за воспитанием нашей маленькой Маргариты при английском дворе, я бы ее вам доверил. Вы являетесь человеком чести, Томас Беккет.

— Спасибо за комплимент, — ответил Томас. — Я говорил с Генрихом о том, чтобы предложить вам выбрать воспитателем вашей маленькой дочери сенешаля Нормандии Робера де Нёбурга.

Генрих приложил усилия, чтобы снабдить Томаса инструкциями относительно малышки. Выглядит ли она здоровой, умной и оживленной? Сможет ли она выполнить свои обязанности королевы? Конечно, Томас скрывает это от Людовика.

— Вы увидите Маргариту чуть позже, — продолжает Людовик, — надо, чтобы ее мать согласилась появиться. Когда я расскажу о вас, она, без сомнения, это сделает.

— Спасибо за этот знак доверия, — сказал Томас. — Сенешаль Нормандии Робер дю Нёбург — человек чести.

— Пришла наша очередь вас поблагодарить, — отвечает Людовик, который говорит от своего имени и от имени королевы. — Воспитание моих дочерей меня волнует по-настоящему. Мне почему-то отказано в надежде иметь сына.

— Сир, не теряйте надежды, — добавляет Томас, думая о том, что его собственный монарх Генрих был бы взбешен, услышав, как он ободряет Людовика Капетинга.

Между Томасом и Людовиком завязываются более естественные, дружеские связи.

— Само собой разумеется, что приданое вашей дочери останется в ваших руках до самой свадьбы молодых людей. Время бежит так быстро, сир. Как мы только что говорили, не столь давно я был бакалавром в вашей столице. Генрих намерен вас успокоить насчет этой свадьбы. Он был сильно потрясен смертью старшего сына Гийома. В случае если наследник Плантагенетов, молодой Генрих, умрет, его младший брат будет избран будущим мужем Маргариты.

Людовик не решается сказать, до какой степени эта гонка в рождении наследников мужского пола у Плантагенетов его коробит и оскорбляет, тем более что Алиенора кажется довольной и торжествующей. Томас меняет тему, избрав новой темой суровый закон Церкви и безбрачие. Король чувствует его сдержанность в отношении Алиеноры. Он даже не произносит ее имени. В глазах церковнослужителей она остается неверной женой.

— Я желаю, чтобы подобное сближение наших народов обеспечило нашим детям прочный мир, — говорит Людовик.

Тихий скрип двери привлекает внимание Людовика, он оборачивается, в то время как Томас с одобрением кивает в ответ на его слова. В приоткрывшейся двери появляется силуэт молодой женщины с матовым цветом лица, волосами почти медного оттенка, с глазами глубокого черного цвета и с капризным лицом.

— Моя супруга, Констанция Кастильская. Ее отец, Альфонс Кастильский, был глубоко честным и верующим человеком, он был нашим союзником в тулузском конфликте.