своих ступней, потом ног, потом тела я в нем не видел. Сделав глубокий вдох, я ушел под воду.

Я вдохнул и открыл глаза. Вокруг никого не было. Вокруг ничего не было. Просто бесцветная пустота. Ни единого звука, ни единого лучика света, абсолютная беспросветная тьма. Я хотел закричать, я открывал рот, но не слышал ни слова. Я не чувствовал тела, не чувствовал себя… Я оказался там, где было только одно — «ничего», и понимал, что сам становлюсь «ничем».

Времени тоже не было, потому я не знал, сколько секунд, минут или часов провел наедине с пустотой. Мои мысли съедали друг друга, я разлагался, сознание распадалось, и я ощущал весь этот процесс от начала и до конца.

В темноту ворвался свет. На секунду мне показалось, что я ослеп, и лишь когда смог хоть немного восстановить зрение, увидел, как Лилия, держа в руках меч, разрезала белым лучом черную воду озера.

* * *

— Знаешь, я поняла, почему ты был избран…

Мы сидели на берегу, яркие и добрые звезды, пусть и не отражались на темной застывшей глади, играли в серебряных волосах Лилии переливающимися бликами.

Спустя минуту она продолжила.

— Ты боишься того, против чего призван бороться. Это важно. В итоге, даже если однажды ты заблудишься, страх поможет тебе вернуться на правильный путь, — она подняла голову к небу.

— Скажи, а каков твой страх? — иногда, из-за ее спокойного голоса, рассудительности и наигранности даже самых простых эмоций мне казалось, что она ничего не чувствует, но ведь это было не так… должно было быть не так…

В ответ она, не снимая платья, молча нырнула в воду и, как всегда, спокойно, вернулась на берег.

— Я делаю свою работу с появлением в мире первого существа с душой. С того момента как жребий определил мне эту судьбу, я всегда была одна. Меня боятся, ненавидят, боготворят… Меня все время принимали и принимают за ту, кем я не являюсь. Я просто проводник. Моя задача привести душу сюда, в место, где заканчиваются все пути, и проследить, чтобы ни одно живое существо не нарушало его границы. Отвечаю на твой вопрос: мне нечего боятся. Если пустота всех нас заберет, пусть будет так, если же удастся спасти хоть кого-то, будет славно, но, в сущности, конкретно для меня ни первый, ни второй исход ничего не меняют. Общаясь лишь с духами и призраками, я больше не вижу разницы между жизнью и смертью. У меня нет своих желаний, своих чувств, впрочем, ты, наверное, уже заметил… — она улыбнулась, как обычно фальшиво. — Я лишь могу пытаться повторять за теми, кого провожаю в последний путь, и я с этим уже смирилась. Я приняла все, как оно есть, пусть это и означает отсутствие страха и отсутствие жизни.

Она плавно поднялась, поправляя подол промокшего платья. Только сейчас, при свете звезд я заметил, насколько же она бледна…

Голос в моей голове прозвучал намного тише, чем обычно: «Не надо меня жалеть, такова судьба».

Дорога обратно прошла в полной тишине.

* * *

— Теперь ты готов, — она повесила на меня котомку с бутылками и склянками, которые я видел в первый день своего пребывания здесь.

На случай, если заблужусь, на случай, если поранят, на случай, если придется плыть под водой, на случай, если придется падать с высоты… Словом, здесь были зелья на все случаи жизни.

Лилия объяснила, что туман всегда меняется, и если Велес тебя не ждет, то надо готовиться ко всему. Ей не под силу разглядеть, что скрывается в густой белой пелене, а заходить туда было запрещено древним договором старших богов. Таким образом, меня ждал шаг в неизвестность, впрочем… это было не впервой.

— И еще, не забывай, что время сломано, поэтому, если увидишь кого-то из своего мира, — не удивляйся. Духи в тумане безобидны, поэтому свой боевой запал оставь на Велеса, хотя и с ним можно попробовать договориться.

— Перед тем, как я уйду, ответь, пожалуйста, на последний вопрос.

— Спрашивай.

— Если смерть — это конец, то кто же тогда такие духи и призраки? — после ее последних слов мне жизненно необходимо было узнать ответ.

— Застывшие во времени копии. Если ты хочешь узнать, «живые» ли они — нет. Они могут выглядеть как оригинал, звучать как оригинал, говорить как оригинал, но копия всегда будет только копией. Поэтому не обманывай себя, как бы тебе этого ни хотелось.

Я молча кивнул.

Перекинувшись с Лилией парой слов и поблагодарив ее «за все», я сделал шаг в туман.

За белой ширмой расстилалась серая дымка, покрывающая бескрайнюю степь. Обернувшись и убедившись, что пути назад уже нет, я пошел по черной, как будто вытоптанной земле.

Я сразу узнал силуэт, встречающий меня. Я ожидал ее здесь увидеть.

— Оставь надежду всяк сюда входящий… — на ней было то же вечернее черное платье, та же серебряная подвеска с кулоном-сердечком, те же сережки в виде капелек, как и тогда…

Она улыбалась своей неповторимой, уникальной улыбкой, как могла улыбаться только она. Ее озорные карие глаза, каштановые волосы, аккуратный курносый носик… Я помнил, что это всего лишь копия, но ничего не мог с собой поделать.

Я заплакал. Мне ее слишком не хватало.

Тот вечер разделил жизнь моей семьи на «до» и «после».

Аня летом поступила в университет. Родители были рады, я же, слушая истории с первых дней ее учебы уже не мог дождаться, когда и сам стану студентом. Она была счастлива. Предметы пусть и были так себе, зато вели их интересные люди, как она говорила, «профессионалы». Ребята в группе оказались классными, и в первые же дни она смогла подружиться с несколькими девочками, а сегодня они все вместе шли на «посвящение» в один из модных ночных клубов.

Мама дала все необходимые и обходимые советы, папа строго настрого, по-доброму, наказал вернуться до трех ночи. Я же сказал просто: «Повеселись там».

В три ночи сестра не взяла трубку.

— Аня… — в тот момент я думал только о ней, она стояла передо мной, и я ей столько всего хотел рассказать, я хотел ее обнять, положить голову на ее нежное и теплое плечо и выплакать все, что накопилось за эти семь лет.

Я подошел к ней, но руки заключили в объятия лишь воздух…

— Дрюш, не страдай ерундой, ты ведь все понимаешь, — она провела рукой по волосам, как будто гладила меня по голове, но я ничего не почувствовал, ничего, кроме нестерпимой боли.

В