— пальто и отправлялся в здание прусского МВД. Затем он ехал на обед в рейхсканцелярию, на котором кроме Гитлера обычно присутствовали Гесс, Геббельс, Розенберг, Фрик, а также адъютанты Гитлера. По свидетельству гитлеровского камердинера Линге, фюрер заранее говорил ему:

«Сегодня я обедаю с рейхсмаршалом. Нельзя ли приготовить что-либо специально для него? Может быть, его любимое блюдо — жареного петушка, а на десерт — слоеный яблочный пирог».

Во второй половине дня Геринг обычно работал дома или проводил заседания с руководством СА.

В распоряжении Геринга находился просторный кабинет в здании министерства внутренних дел Пруссии на Унтер-ден-Линден. Но он предпочитал работать в кабинете председателя рейхстага, где повесил несколько картин, два дорогих гобелена и который обставил хорошей мебелью.

По воспоминаниям того же Кроппа, Геринг порой засиживался за бумагами часов до двух ночи. Потом он ложился спать, но через несколько часов, побуждаемый чувством голода, вновь вскакивал и приказывал Кроппу принести в спальню пива с хорошей закуской. Он трапезничал в ночной шелковой рубашке с буфами на рукавах.

Как отмечает американский историк Герберт Мэйсон, «Геринг не был ни стратегом, ни инженером, ни знатоком политики и истории. Не имел он и управленческого опыта».

Последнее замечание не совсем верно. Как-никак Герингу доводилось командовать авиационной эскадрой, а позже — руководить фракцией НСДАП в рейхстаге и быть его президентом. Кроме того, Герингу было не занимать воли и энергии, и, как признавали даже его враги, он обладал выдающимися интеллектуальными способностями.

Свою деятельность в качестве министра внутренних дел Пруссии Геринг начал с основательной чистки своего ведомства. В этом ему помогал сотрудник отдела 1 А, ведавшего политическими вопросами, Рудольф Дильс, женатый на племяннице Геринга. Все сотрудники, заподозренные в ан-тинацистских взглядах, как левые, так и правые, были уволены из прусской полиции. Пострадали также лица нетрадиционной сексуальной ориентации, на которых имелись соответствующие материалы в досье отдела 1А. В досье на самого Геринга были не только зафиксированы морфинизм и пребывание в шведской психиатрической лечебнице, но и содержались утверждения о его «латентной гомосексуальности» и склонности к ярким, пышным нарядам и к использованию косметики. Геринг был возмущен клеветническими утверждениями и досье уничтожил.

На ключевые посты в министерстве он назначил своих людей. Пили Кёрнер стал статс-секретарем, Рудольф Дильс возглавил отдел 1А, граф Вольф фон Гельдорф, командовавший берлинскими штурмовиками, стал полицей-президентом Потсдама. В помощники Геринг взял своих будущих биографов: доктора Эриха Грицбаха — начальником секретариата и Мартина Зоммерфельда — начальником пресс-службы. Энергичную даму средних лет фрау Грету фон Корнатцки Геринг сделал своей секретаршей. Оставшихся на службе чинов полиции он предупредил, что не потерпит проявления какой-либо нелояльности с их стороны по отношению к «национально ориентированным» партиям. В то же время деятельность организаций, враждебных государству, необходимо было решительно пресекать. Он настаивал:

«Коммунистический террор должен быть искоренен. В случае необходимости полицейские обязаны применять оружие, невзирая на последствия. Я в любом случае возьму их под защиту. На тех же, кто будет допускать промахи из ложного опасения нарушить букву закона, будут наложены дисциплинарные взыскания. Защита прав граждан требует применения в полном объеме предписанных законом мер против несанкционированных митингов и демонстраций, подстрекательства к государственной измене, забастовкам, мятежам и прочим противоправным действиям. Каждый полицейский всегда должен помнить, что промах, связанный с непринятием необходимых мер, — более тяжкий грех, чем ошибка при их применении. Я ожидаю, что все чины полиции будут единодушны в нашем общем деле защиты отечества от грозящих ему бедствий посредством сплочения и укрепления национально ориентированных сил».

22 февраля 1933 года Геринг своим приказом включил в состав прусской полиции членов СА, СС и «Стального шлема». Их отряды стали вспомогательными полицейскими частями.

Выступая через несколько дней после этого в Дортмунде, он объявил:

«Недалеко то время, когда вся власть и ответственность в Пруссии будет принадлежать одному человеку. И этим человеком буду я. Каждому, кто будет исполнять свой служебный долг, выполнять мои приказы и без колебания пускать в ход револьвер, гарантирована моя защита. А малодушных я беспощадно вышвырну с работы. Если, стреляя, вы кого-нибудь убьете, считайте, что убийца — я. Есть только два разряда людей — те, кто с нами, и те, кто против нас».

Последних, по мысли Геринга, следовало беспощадно уничтожать.

Согласно условиям, которые поставил Гинденбург Гитлеру, вручая ему канцлерство, в случае правительственного кризиса следовало немедленно провести новые всеобщие выборы. Гитлера это вполне устраивало. Вскоре он спровоцировал разногласия с консервативным большинством кабинета и назначил на 5 марта 1933 года новые выборы. Поскольку полиция была уже под контролем нацистов, они рассчитывали эффективно пресекать любую направленную против них агитацию, а левую оппозицию предполагали нейтрализовать еще до выборов.

20 февраля Геринг принял группу промышленников в резиденции президента рейхстага. Организатором встречи выступил бывший президент рейхсбанка доктор Ялмар Шахт. На ней выступил Гитлер, пообещавший, что вскоре с улиц и фабрик исчезнут марксисты, будет оздоровлена экономика и восстановлена армия. И попросил денег на выборы, заявив, что в следующий раз доить бизнес будут теперь очень не скоро — новые выборы состоятся в лучшем случае лет через десять. Шахт пустил шляпу по кругу и собрал 3 миллиона марок.

Первыми преследованиям подверглись военизированные формирования левых партий. 24 февраля полиция по приказу Геринга заняла Дом имени Карла Либкнехта в Берлине — штаб-квартиру компартии. Геринг объявил, что там были найдены бумаги, содержащие планы коммунистической революции и предусматривающие, в частности, поджог правительственных и вообще крупных зданий в столице.

Заявление было подготовлено в виде меморандума для членов правительства. В нем утверждалось:

«Поджог Рейхстага должен был стать сигналом к восстанию. Планировались многочисленные теракты против отдельных лиц и частной собственности, причем впереди террористических групп предполагалось пускать женщин и детей».

У коммунистов действительно были собственные военизированные отряды, но они значительно уступали по численности штурмовикам Рема. К тому же на стороне Гитлера теперь были и основные силы полиции. В этих условиях начинать вооруженное восстание для коммунистов было бы безумием. Никто из независимых наблюдателей не поверил, что коммунисты в преддверии очередных выборов, где они еще имели шансы склонить избирателей на свою сторону, готовы были пойти на столь самоубийственный шаг. Гораздо более вероятным казалось, что план коммунистической революции — это сработанная Герингом фальшивка, призванная оправдать репрессии против ротфронтовцев. Во всяком случае, ни полиция, ни штурмовики не были приведены в повышенную готовность, а здание рейхстага так и не было оцеплено кольцом усиленной охраны.

Вечером 27 февраля, когда Рейхстаг действительно