Пусть она не дала согласия, но уже само ее имя было преступлением. А тут еще Уайат подлил масла в огонь, откровенно заявляя о том, что королевой должна быть именно Елизавета!

Мария поджимала губы и раздувала от возмущения ноздри, ее лицо стремительно теряло остатки красоты, становясь злым и временами очень неприятным. Цепкий взгляд теперь проникал внутрь, сковывая и заставляя холодеть. Ночами, лежа без сна, она изводила себя подозрениями. Елизавета отправилась в имение Доннингтон на реке Ламберт, что к западу от Лондона. Туда же спешно свозились запасы продовольствия и всякой всячины для многих людей. Зачем, что замышляла принцесса?

Чем дольше длилась неопределенность с приездом принца Филиппа, тем более злыми становились мысли королевы. Англичане содрогались при одной мысли о правлении испанцев, мало ли чем встретят Филиппа и его придворных? Нужно быть готовой ко всему. Нельзя, чтобы испанцы заметили вражду.

А Филипп все тянул, Мария оказывалась в двусмысленном положении; ни для кого не секрет, что она едва ли не сама предложила Карлу себя в снохи, что будет, если и эта помолвка сорвется?! В ее жизни расторгалось столько помолвок, что еще одной она просто не переживет! Мария была заочно влюблена в будущего супруга, невзирая на то, что тот годился ей почти в сыновья. Филипп нравился ей всем — своей молодостью, внешностью и уже тем, что был католиком и сыном Карла. Но главное — он был ее последней надеждой стать матерью.

И если для этого замужества нужно пожертвовать Елизаветой, то Мария готова была пожертвовать! Если будет доказано, что принцесса замешана в заговоре, как беспрестанно твердит испанский посол Симон Ренард, значит, пусть отвечает перед Советом!

Ренард показывал королеве перехваченное послание Уайата к французскому послу, в котором упоминалась Елизавета как возможная королева Англии. Конечно, это не доказательство против самой Елизаветы, но Мария уже была согласна и на жестокую расправу с сестрой, только бы увидеть Филиппа Испанского в Лондоне!

Если вспомнить, что его отец король Испании Карл требовал вообще устранения Елизаветы, за нее становилось просто страшно…

Нет, даже отъезд в Доннингтон ее не спас. Елизавета могла уехать в любую глушь, зарыться с головой в доннингтонские сугробы, залезть в мышиные норы старого замка, ее все равно вытащили бы на свет!

Ее именем был организован новый заговор, и никого не волновало, желает ли она сама быть заговорщицей. Елизавета могла стать королевой, следовательно, нашлись те, кто пожелал таковой ее сделать, но при этом став королем. Согласие самой принцессы мало волновало заговорщиков, они были убеждены, что, почувствовав вкус власти, вчерашняя незаконнорожденная согласится на все. Пока не согласна? Это только пока… Тем послушнее будет потом.

Потом были мрачные закрытые покои Уайтхолла, где ее допрашивали час за часом, день за днем, пытаясь выдавить (хорошо хоть не выбить!) признание, что знала о заговоре и действительно была его центром. Это было время на самом острие ножа, скажи она лишнее даже не слово, а один звук, и участь решена. Мать Елизаветы Анну Болейн запросто казнили за подозрение в измене королю, дочь обвиняли в организации заговора против законной королевы.

— Томас Уайат сознался в вашем участии в заговоре… — Глаза Гардинера не насмешливы, они злобны.

Елизавета не сомневалась, что главным его желанием было посмотреть на ее казнь. Ждать от такого сочувствия или какой-то помощи не стоило, как и обвести вокруг пальца, как когда-то Тиррита, тоже не получится. Тогда ее обвиняли лишь всего-навсего в связи с Сеймуром (хотя и это было смертельно опасно), теперь в участии в заговоре против королевы.

— Нет! Я ни в чем не виновна, это оговор!

— Зачем ему вас оговаривать?

— Это вы у него и спросите!

Через несколько дней мучений:

— По приказу королевы вас препровождают в Тауэр!

Елизавета от таких слов едва не потеряла сознание. Сквозь туман почти беспамятства она потребовала встречи с сестрой или хотя бы возможности ей написать…

— Я не виновата перед королевой. Она не примет на себя грех казни безвинной!

Ответом был насмешливый взгляд:

— Подчинитесь, леди, это все, что вы сейчас можете сделать. Леди Джейн казнена вместе со своим скороспелым супругом.

И снова стены плыли перед глазами, а потолок рушился. Джейн, просидевшая совсем не по своей воле на троне всего девять дней и не успевшая насладиться ни единым мигом власти, поплатилась за чужие амбиции своей головой!

Господи, неужели в следующий раз топор со свистом опустится на ее шею?! Елизавета была готова броситься на колени перед Марией, умоляя сестру поверить, что она не виновна в заговоре, ведь использовать ее имя можно и без согласия. Но королева слушать не желала, в ней взыграла давняя ненависть — Елизавета, отродье шлюхи, жить не должна! Но разве ее вина, что родилась не долгожданным сыном, а дочерью?! За что ей это проклятие?! Казненная мать тащила за собой и дочь…

Написать письмо все же удалось, хотя Елизавета вовсе не была уверена, что Мария его прочтет.

И вот в дождливое хмурое Вербное воскресенье за ней с грохотом захлопнулась дверь камеры…

Можно сколько угодно кричать о своей невиновности, стучать в дверь, рвать на себе волосы… Она узница Тауэра, отсюда не выходят на волю. Тем более те, кто мешает королевам властвовать, те, чье имя является угрозой возникновения бунта самим своим наличием.

Елизавета бессильно опустилась на жесткое сиденье. Но не отсутствие привычных удобств убивало ее, а невозможность оправдаться. Неужели ей суждено погибнуть вот так бесславно, изменницей, потерять голову просто из-за того, что кому-то вздумалось ее именем попытаться свергнуть королеву и не допустить в Англию испанцев!

Елизавете мало нравилось присутствие множества ярых католиков в Лондоне и то, что начало твориться в стране, но больше всего она желала спрятаться в свою норку и пересидеть весь этот кошмар. А уж платить собственной головой за чьи-то амбиции не собиралась и вовсе! Но сейчас ее желаниями не интересовались вовсе.

Лондон готовился к встрече будущего супруга английской королевы Марии Тюдор — испанского инфанта Филиппа. Мария, казалось, забыла обо всем, кроме своего предстоящего замужества. Столько лет и столько раз она уже бывала обещана кому-то, но столько раз обещания отменялись… Даже за отца своего нынешнего жениха, испанского короля, Марию сватали еще ребенком. Теперь вот его сын… И ничего, что Филипп моложе своей супруги на целых одиннадцать лет, что у него физически уродливый сын, что он едва ли будет жить в Лондоне, ведь имеет и собственные земли в качестве наследника. Мария вознамерилась сделать Филиппа самым счастливым мужем на свете, она тоже добрая католичка и готова положить к стопам супруга вместе со своим сердцем и Англию. Если тот окажется достоин…

Сама Англия была в ужасе. Их королем станет ненавистный испанец?! Зато ревностный католик — говорили одни. К тому же ревностный католик! — хватались за голову другие. Одна часть радовалась предстоящим мессам, другая ужасалась их проведению в Вестминстерском аббатстве. Англия поделилась надвое, но на стороне католической ее части теперь стояла королева, да еще и намеревалась выйти замуж за короля-католика!