Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но пожелания, возлюбленный брат мой, также приходят к нам свыше… — продолжал монах, называя меня возлюбленным повторно. Это настораживало.
Почесывая свою темно-русую бороду, Ариоро улыбнулся. Улыбка его была обаятельна и светла.
— Брат мой, ты еще очень молод. Тебе так мало ведомо. Например, то, как далеко может простираться благодать господа нашего.
— Ну почему же, — возразил я поспешно, — могу себе представить.
— Нет-нет… Господь. Как бы тебе это объяснить…
Монаха явно влекло к богословским дискуссиям. Если он задержится в обители Бевьевы, я, чего доброго, лишусь аппетита совсем, начну чахнуть на глазах и завяну подобно цветку на почве, лишенной живительной влаги… Ну вот, кажется, я начинаю использовать богословские образы.
— Господь вмешивается не только в дела слуг своих: он интересуется мыслями, внушает идеи и образы…
Я жестоко закашлялся. Просто кошмар какой-то! Кусок не лезет в горло.
— …но и лукавый не спит. В его силах…
— Брат Ариоро! — заорал я так, что монах вздрогнул и замолчат, его голубые глаза удивленно расширились. — Вы… вы… вы ведь уезжаете завтра?
— Да, — брат Ариоро продолжил трапезу, — меня ждут в Миратре. Я преподаю там богословие…
— Жаль, мне было необыкновенно приятно с вами пообщаться…
— Брат мой, ты сам заметил, что пути господин неисповедимы. Уверен, мы вскоре встретимся, — брат Ариоро поднялся.
— Сестра моя, — обратился он к одной из монахинь, — проводи меня в храм, где я смогу помолиться и облегчить свою душу благочестивым покаянием. Не хочешь ли ты, возлюбленный брат мой, присоединиться ко мне?
Я едва не подавился снова:
— Позже, брат Ариоро. Сначала мне следует закончить трапезу, назначенную мне господом.
— Буду ждать тебя, брат…
— Брат Жарреро…
— Буду ждать тебя, брат Жарреро…
Ариоро удалился в сопровождении монахини, оставив меня в тягостных раздумьях по поводу предопределенности путей, уготованных нам господом, и муторной тягостности богословских диспутов…
Вечер подкрался незаметно. Длинные тени вползли, словно темные змеи, и удобно расположились в обители святой Бевьевы.
Меня провели по каменному давящему сводом коридору к комнате, где я мог отдохнуть. Одной из провожатых была удивительная красотка, с которой я познакомился у ворот. Прежде я никогда не заигрывал с монахинями и теперь не знал, с чего начать разговор с ней, а разговор, несомненно, следовало с чего-то начинать: перспектива провести ночь одному была крайне неприятна, а белокожая скромная смиренница так волнующе дышала справа от меня. От нее, разумеется, укрылось, что я прислушиваюсь к ее дыханию, но не укрылись мои взгляды, красноречивее которых могли оказаться, пожалуй, только жесты, но жесты в ее сторону я пока себе не позволял.
В более чем скромной комнатке, куда меня привели, стояла крепкая с виду кровать и кривой шаткий стул, на который я сразу же уселся, положив ногу на ногу.
Провожатые принялись застилать кровать, сохраняя глубокое молчание, а я продолжил тягостные раздумья о богословских диспутах. Мысли мои были отягощены желаниями немедленной интимной близости с одной из монахинь, предпочтительнее вот с этой черненькой сиреневоглазой. Она соблазнительно нагнулась над постелью, поправляя простыню. Так и подмывало пощупать, насколько упругими окажутся ее ягодицы и грудь, но я сдерживался, резонно рассудив, что в обители святой Бевьевы поднимется страшный переполох, если она, чего доброго, раскричится, что почтенный брат Жарреро ухватил ее за задницу.
Подумать только, всего-то и дел. Брат Жарреро ухватил сестрицу, как ее там, за задницу. Но опыт и врожденная осмотрительность подсказывали мне, что покамест делать ничего предосудительного не стоит. Будь она одна, может быть, и не возражала сильно, но вместе с ней была еще одна сестренка, лет пятидесяти, ловко заправлявшая в пододеяльник пуховое одеяло.
Мне ничего не оставалось, как дожидаться их ухода и страдать от неутоленной чувственности. Затем я разделся догола, ибо всегда спал нагим, и улегся под одеяло. У меня был нелегкий день и в целом неблагополучный месяц. Мне просто необходимо было отдохнуть. За долгое время пути я впервые оказался в нормальной постели, и теперь тело мое испытывало острейшее наслаждение, когда я вытянулся в полный рост на белой простыне и через несколько мгновений благополучно заснул.
Про брата Ариоро и его благочестивые призывы предаться вместе вечернему покаянию и молитве я и думать забыл. Уже во сне меня тревожили призывы совсем иного свойства.
Через несколько часов меня разбудил вкрадчивый осторожный стук в дверь. Я вскочил с постели, поспешно натянул штаны и распахнул дверь. Увиденное убедило меня, что бог все же есть.
На пороге с распущенными длинными волосами, одетая в темный монашеский балахон со сброшенным бесформенным капюшоном стояла она… моя прелестница. Взгляд мой заскользил по ее фигуре вниз, потом вверх… Балахон скрывал красоту ее стройного тела, но в некоторых складках и рельефных выступах я мог уловить то, что заставило мое сердце учащенно забиться. Я резко схватил ее за руки и втащил в комнату. После чего принялся целовать ее губы, шею, волосы, обнимая девушку за тонкую талию. Она слабо сопротивлялась моим нетерпеливым ласкам; ее ладони упирались мне в грудь, но, очевидно, оттолкнуть меня не смели. А может быть, не желали. Через секунду я уже повалил ее на кровать.
— Послушай, — почти выкрикнула она, с трудом сдерживая готовый сорваться с губ страстный стон, — я пришла по делу.
— Ну конечно, — в перерывах между поцелуями прорычал я, — тебе что-то понадобилось в этот час в этой комнате…
— Брат Жарреро, — у нее не было сил, и слова она договаривала с придыханием, — над тобой… нависла… смертельная… опасность… ах…
Я был слишком возбужден, чтобы насторожиться, я срывал с нее одежду. Она хотела еще что-то произнести, но я стремительно вошел в нее, прервав на некоторое время всякие разговоры… Наслаждение захлестнуло меня… Подчиняясь стремительному ритму, она закусывала губы, изгибалась и царапала мою спину длинными, острыми ногтями. Почти не чувствуя боли, я продолжал бесконечное движение…
Едва все было кончено, до меня внезапно дошел смысл ее слов. Я вскочил с постели.
— Сестра, — проорал я, — какая еще опасность?! Опасность здесь?! В обители святой Бевьевы?!
После всего что происходило со мной в лесу, я был настороже почти всегда.
Глядя на мою голую решительную фигуру, тыкающую в нее не только указательным пальцем, бывшая смиренница стала хлопать глазами. Ее робость наконец отступила и она заговорила, а то я уже совсем было начал опасаться, что после потрясающего акта любви она утратила эту славную способность навсегда.
— Надо спешить, — ее голос звучал теперь чуть громче, чем прежде, — иначе они придут за тобой. Факельное шествие уже началось.