Раз назвался груздем, полезай в кузов грузовика. И вот уже поставлено мягкое кресло-кровать в углу просторной гостиной двухэтажного дома Гильермо. А перед креслом – журнальный столик с уродливой пишущей машинкой. Рядом с ней – большая чашка крепкого кофе. И даже нет смысла возражать, уверять, что он не умеет пользоваться пишущей машинкой, что он предпочитает блокнот и карандаш. Ведь это так удобно – в любой момент вырвать лист или стереть ластиком неподошедшее слово.

Но какой смысл все это объяснять, когда есть о чем поговорить со старым другом, есть что и кого обсудить из общей писательской тусовки? Какой смысл говорить о пустом, о том, чего никогда не случится? Потому что все равно ночью ничего не произойдет. А белый лист, что торчит из машинки, освещает своей белизной темный угол, превращая его в райский уголок, в мечту писателя. Ведь так хочется помечтать, закрыв глаза, пока этот Гильермо укладывается спать, давая напоследок указания.

– Ты, Пако, если что-то увидишь, записывай все в мельчайших подробностях. Сам же знаешь, даже самая незначительная вещь может разбудить поток сознания, мне ли тебе объяснять, как рождаются рассказы…

– Хорошо, хорошо, Гильермо, – ехидно улыбаясь, закидывает ноги на тяжелую пишущую машинку Пако. Он может себе позволить улыбаться сейчас, потому что Гильермо все равно его не видит в темном углу. А вот пишущая машинка почему-то напоминает Пако гигантский дырокол: не прищемит ли она ему ноги? Не элемент ли она прокрустова ложа сознания Гильермо?

И опять Пако улыбается глупости друга. И кресло такое удобное. И остается только дождаться, когда заснет Гильермо, дождаться ночи, укутавшись пледом, который заботливый Гильермо предложил Пако: “Вдруг тебе станет ночью холодно, дружище…”

4

Хотя этот Гильермо, кажется, вовсе не собирается спать. Вот он встает с постели и идет к графину с водой. Полощет рот, ополаскивает лицо, промывает веки. Льет себе воду на шею. А потом вытирается махровым полотенцем. Нет, кажется, это был рукав халата, который Гильермо уже одевает на себя.

– Эй, Гильермо, – зевая, машет на свой рот рукой Пако, – что, не спится, решил выйти на веранду и раскурить трубку? Подожди, я с тобой.

Но Гильермо не отвечает. Он словно не видит, не замечает потягушечек Пако, хотя проходит в считанных сантиметрах от пишущей машинки. Проходит к буфету у стены, откуда достает столовые приборы: вилки для салата, вилки для рыбы, ножи с зубчиками, стеклянные фужеры, салфетки…

Все это Гильермо, не глядя, раскладывает на столе в нужном порядке. И тарелки – как блики луны, что взошла высоко над городом и светит своим недоуменным светом: неужели это правда, неужели Гильермо в самом деле лунатит?

От волнения у Пако самого пересохло во рту. Да, Гильермо накрывает стол на две персоны. А потом достает из бара бутылку мартини. И опять же ноль внимания на него, Пако, идет мимо прямо к элегантно сервированному столу – нет, не может быть!

От волнения Пако даже скинул ноги с пишущей машинки. Но что же он, тупица, медлит: ведь его же просили записывать все до мельчайших подробностей. Для этого он здесь и находится. И Пако спешно начинает набивать буквы, чертыхаясь: “Черт, надо было приготовить карандаш и блокнот”.

Пако набирает буквы, печатает с ошибками, ведь он никогда не печатал на машинке, и все эти краковяки враскоряку пальцами, все эти неуклюжие попытки длятся, пока Гильермо с достоинством и со знанием дела достает из бара шоколад и фрукты. А когда стол полностью накрыт, можно раскурить и трубку в ожидании своей спутницы. Гильермо достает из шкатулки трубку и выходит на террасу дома подымить, глядя (а глядя ли?) на звезды и на искусственный спутник, маскирующийся под звезды.

5

А в это время Пако продолжает нагонять упущенное.

– Черт, и кто придумал эти машинки? Столько ошибок!

В расстройстве чувств Пако комкает лист и выкидывает его в сад через голову Гильермо, вроде любующегося на звезды. Вот еще одна звезда, промелькнув, упала с неба – самое время загадывать желания, хотя, может быть, это лишь потерпевший крушение спутник – разве без очков разберешь?

Но Пако сейчас не до звезд. Эх, что он натворил? Зачем он выкинул рассказ в сад? Ведь рассказ всегда можно доработать. Пако совершил большую глупость, выкинув дневник-свидетельство одной ночи, который ему поручил вести Гильермо.

Осознав свою ошибку, хотя огромное количество опечаток может служить оправданием для такого аккуратного и дисциплинированного писателя, Пако бросается мимо сидящего в плетеном бамбуковом кресле Гильермо, перелезает через балконную решетку террасы и соскальзывает, хватаясь за каменные уступы стены, вниз. И это притом, что Гильермо продолжает курить как ни в чем не бывало.

Спрыгнув в сад, Пако вглядывается в кусты шиповника. И ему даже кажется, что он видит этот скомканный лист среди веток. И вот он уже продирается сквозь них, перемахивает через ограду соседнего участка.

Нет, показалось – это не лист бумаги. Это всего лишь блик луны. А вон, кажется, и выброшенный лист белеет меж дальних ветвей. Пако ползет к нему. И вдруг чуть не натыкается на женщину в белом пеньюаре, что плавно движется по тропинке к калитке сада Гильермо.

Плывет по тропинке, как по лунной дорожке. “Неужели она тоже лунатик?” – не может оторвать глаз от красавицы Пако. А в это время женщина уже поднимается на крыльцо Гильермо.

Схватив скомканный лист, Пако спешит за прекрасной незнакомкой, но дверь захлопывается прямо перед его носом.

6

Не везет так не везет. Что уж тут поделаешь, коль сам виноват? Пако звонит в дверь. Барабанит в окно, потому что, разумеется, никакого Гильермо уже нет на веранде и в помине и нет никакого ответа на все призывы Пако впустить его в дом. Тогда от безысходности Пако пытается забраться на террасу по каменным уступам стены, но его пальцы соскальзывают с гладкого камня.

Остается только одно – залезть на яблоню и уже оттуда попробовать как-то перебраться на террасу. Пако так и поступает, лезет вверх по стволу, словно мальчишка. А когда уже достигает нужной высоты, видит, во-первых, что ветви дерева очень хрупки и по ним не добраться до террасы. А во-вторых…

Во-вторых, даже говорить стыдно, Пако видит сквозь распахнутое окно распахнутый пеньюар очаровательной незнакомки, пока она мило беседует с Гильермо. Но вот они уже пьют на брудершафт. Пако видит все это сквозь ветки в матовом свете. А свечи на столе – как блики луны. А потом Гильермо заваливает красивую особу на кровать и в поле зрения Пако остается позвоночник напряженной спины Гильермо и огоньки маленьких пяток незнакомки, пока и они не гаснут вместе со звездами после всполоха молнии. После всполоха молнии, раската грома и всплеска грозы. Капли влаги сползают по позвоночнику Гильермо и по ветке, на которую взобрался Пако. Дождь усиливается с каждой секундой. Надо же так вляпаться! Остаться посреди ночи один на один с холодным, промозглым дождем! Чтобы как-то защититься, Пако спрыгивает с дерева и прячется под крону. А чтобы согреться, пытается зафиксировать в памяти все, что он видел. Вновь и вновь прокручивает в мозгу увиденные картинки. Только бы с утра все это не забыть. Только бы пересказать своему другу Гильермо его любовные похождения в мельчайших подробностях. Рассказать про стальной позвоночник и вообще…