Роуэн, с другой стороны, вспомнил все в тот самый момент, когда проснулся.

Когда Стоя пошла ко дну, он обнял Ситру. На них были мантии Прометея и Клеопатры – но недолго…

Быть с Ситрой, и быть с ней по-настоящему стало для Роуэна кульминацией всей его жизни, и, как ни краток был этот миг, по сравнению с ним все в этом мире не значило ровным счетом ничего.

Затем их маленький мирок принялись сотрясать неведомые силы. По пути на дно тонущий город натолкнулся на некое препятствие. И хотя Ситра с Роуэном находились в стальном кубе, который мощным магнитным полем удерживался внутри другого куба, через двойные стены их убежища был слышен скрежет рвущейся стали – это Стоя, переломившись надвое, разваливалась на части. Куб трясло и мотало, а достигнув дня, он резко накренился, отчего манекены, на которых были повешены мантии Отцов-основателей, упали на Роуэна и Ситру – словно первые жнецы решили напасть на своих молодых коллег. Затем настал черед бриллиантов, которые, подобно граду, хлынули на Ситру и Роуэна из своих ниш, устроенных в стенках куба.

Все это время молодые люди держали друг друга в объятиях, шепча на ухо друг другу слова утешения. Все будет хорошо… Все будет хорошо… Конечно, все это было неправдой, и оба – и Ситра, и Роуэн – отлично знали это. Им предстояло умереть – пусть не в следующее мгновение, но очень скоро; это было дело времени, только и всего. Их единственным утешением были друг для друга они сами, да еще знание того, что смерть их не будет вечной.

Но затем отключилось электричество, и все погрузилось во тьму. Сразу же вслед за этим перестало действовать магнитное поле, и внутренний куб рухнул вниз. Свободное падение продолжалось лишь мгновение, но удар о стенку внешнего куба был силен, и Роуэн с Ситрой получили бы серьезные травмы, если бы не мантии, на которые они упали; вышло так, словно Отцы-основатели решили защитить их от увечий.

– Это все? – спросила Ситра.

– Не думаю, – отозвался Роуэн.

Движение продолжалось, нарастала вибрация. Они лежали в том месте, где стена куба сходилась с полом.

– Мне кажется, мы на склоне, и нас тащит вниз, – сказал Роуэн.

Секунд через тридцать мощный толчок оторвал их друг от друга. Роуэна стукнуло по голове чем-то тяжелым, и он на мгновение потерял сознание. Ситра нашла его в темноте до того, как он пришел в себя и протянул к ней руки.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Кажется, да.

Куб не двигался. Единственными звуками, доносящимися сквозь его стенки, был скрип гнущегося металла да печальный стон воздуха, который вырывался из помещений погибшего острова.

Но из Подвала Реликвий воздух не истекал, а вода внутрь не заходила. Именно на это рассчитывала Жнец Кюри, когда запечатывала Роуэна и Ситру в этом стальном кубе. И хотя Стоя затонула в субтропической зоне, температура на дне была всего на градус выше точки замерзания – как и по всему Мировому океану. А следовательно, когда куб остынет до температуры окружающей его воды, остынут и их тела – так они смогут сохраниться до того момента, когда куб поднимут со дна. И уже через несколько минут после того, как куб опустился на дно, Роуэн почувствовал, что воздух в нем становится холоднее.

Они умерли, но теперь их спасли.

Но где Ситра?

Роуэн осмотрелся. Нет, это не восстановительный центр. Стены здесь бетонные. Под ним не настоящая кровать с постельным бельем, а некое подобие тюремной койки. Одет он был в слишком маленькую по размеру форменную робу, пропитанную его собственным потом, – в помещении, где лежал Роуэн, было жарко и влажно. По правую сторону от койки, на которой он лежал, находился туалет, а по левую – дверь, открывавшаяся и закрывавшаяся снаружи. Роуэн и представить не мог, куда он попал и сколько времени прошло с момента его смерти – когда ты мертв, ты не можешь отсчитывать время. Но он понимал – это тюремная камера, и от тех, кто его сюда заточил, не стоит ждать ничего хорошего. Ведь он – Жнец Люцифер, и одной смертью ему не отделаться. Он будет умирать несчетное количество раз, пока не будет удовлетворена ярость его тюремщиков – кем бы они ни были. Хотя этим его не удивить: когда он находился в лапах Жнеца Годдарда, он умирал больше дюжины раз – умирал и снова возвращался к жизни, чтобы умереть вновь. Умирать – это просто. Как порезаться листом бумаги. Даже надоедает, если делать это часто.

* * *

Жнец Кюри не пришла. А сестры, что ухаживали за Ситрой, все, как одна, с трудом сдерживали нервозность, хотя и старались быть, как того требовала их профессия, милыми и обходительными.

Ситру немало удивило то, что первым, кто пришел к ней в качестве посетителя, оказался Жнец Поссуэло из Амазонии. Она встречалась с ним лишь однажды, на поезде, шедшем из Буэнос-Айреса. Поссуэло помог ей тогда скрыться от преследовавших ее жнецов. Ситра считала его другом, но не настолько близким, чтобы он мог прийти к ней первым после ее восстановления.

– Я рад, что вы окончательно пришли в себя, Жнец Анастасия! – произнес Поссуэло.

Он сел рядом с ее кроватью. Ситра заметила, что приветствие его было дружеским, но одновременно сдержанным. Поссуэло был явно начеку. Не улыбался и, хотя не прятал глаз, было ощущение, что он ищет в ней нечто. Нечто, что обязан найти.

– Доброе утро, Жнец Поссуэло, – отозвалась Ситра, постаравшись вложить в голос максимум теплоты.

– В общем-то, уже день, – сказал он. – Время летит много быстрее, когда лежишь в восстановительном центре.

Поссуэло надолго замолчал. Ситре Терранова эта пауза показалась бы неловкой, но Жнец Анастасия была более решительна.

– Я полагаю, вы пришли не только из любезности, Жнец Поссуэло, – произнесла она, – чтобы навестить выздоравливающую.

– Нет, я действительно рад видеть вас, – сказал Поссуэло. – Но мой приход вызван и иной причиной. Мне нужно выяснить, почему вы здесь оказались.

– Я не понимаю.

Поссуэло вновь испытующе посмотрел на Ситру, после чего спросил:

– Что вы помните?

Недавнее беспокойство и даже страх овладели ей, как только она попыталась осмыслить вопрос, но усилием воли Ситра подавила их. С тех пор, как она пришла в сознание, кое-какие факты в ее сознании всплыли, но далеко не все.

– Мы с Мари, то есть со Жнецом Кюри, отправились в Стою, чтобы участвовать в расследовании, которое вел Совет Семи Верховных Жнецов, хотя я не помню, что это было за расследование и почему мы в нем участвовали.

– Расследование был связано с тем, кто займет пост Высокого Лезвия Мидмерики после Ксенократа.

Дверь в прошлое открылась пошире.

– Да, я вспомнила, – проговорила Ситра.

Ужас в ее душе рос и заполнял ее без остатка.

– Мы предстали перед Советом, – продолжала она, – изложили наши аргументы, и Совет пришел к выводу, что Годдард не имеет права занимать этот пост, а Высоким Лезвием должна стать Жнец Кюри.