– Я переживу. И не осуждаю тебя. Это не твоя вина. Бог даст мне силу. – Мэри подумала о насмешливом сострадании матери. Родителям придется сказать, что Джеймс бросил ее, как надоевшую игрушку. – Бог даст мне силу.

– Мне так жаль, Мэри! – Джеймс опустился перед ней на колени. – Тебя ждут ужасные страдания, и я не знаю, как облегчить их.

– Другого пути нет. Мы должны сказать родителям правду, а потом выслушать все, что скажут они.

– Ты хотела бы, чтобы я уехал из Примптона?

– Зачем?

– Тебе стало бы легче.

– Легче мне не станет. Я выдержу. И я не хочу, чтобы ты убегал и прятался, будто сделал что-то постыдное. Ты нужен родителям. Ох, Джейми, ты будешь с ними ласков, правда? Боюсь… их это очень огорчит.

– Они твердо уверены, что мы поженимся.

– Боюсь, для них это будет жестоким ударом. Но с этим ничего не поделаешь. Все лучше, чем брак без любви.

Джеймса глубоко тронуло, что Мэри думает о чужой боли, когда на нее обрушилось такое горе.

– Мне бы твое мужество, Мэри. Никогда не видел такой силы духа.

– Хорошо, что у меня есть какие-то достоинства. Не заслужив твоей любви, я хотела бы утешиться своей добродетелью.

– О, Мэри, не говори со мной так! Я же люблю тебя! Нет никого, к кому я питаю более чистую, более искреннюю симпатию. Почему ты отказываешься взять то, что я предлагаю тебе? Обещаю, ты никогда не пожалеешь об этом. Ты знаешь, я… слабохарактерный, но стремлюсь все сделать правильно. Почему же нам не пожениться? Может, что-то изменится? Кто знает, что произойдет со временем?..

– Это исключено. Ты просишь больше, чем я способна тебе дать. Кроме того, уверена, ты делаешь это предложение из жалости. Подачку я не приму даже от тебя.

– Мое самое искреннее желание – сделать тебя счастливой.

– Не сомневаюсь, ради этого ты готов пожертвовать собой, но на это способна и я. Думаешь, любовь вспыхнет, если мы поженимся, но это не так. Ты будешь постоянно чувствовать, что тебе пришлось взять меня в жены. И возненавидишь меня.

– Никогда!

– Откуда ты знаешь? Сейчас мы ровесники, но с каждым годом я становлюсь старше. В сорок превращусь в старуху, а ты останешься молодым. Глубокая любовь позволила бы не замечать этого, но любовь будет исходить только от меня… если еще останется. Возможно, я стану злобной и язвительной. Нет, Джейми, из этого ничего не выйдет. Тебе это так же хорошо известно, как и мне. Давай расстанемся окончательно. Я возвращаю тебе твое слово. Ты не виноват в том, что не любишь меня. Я не осуждаю тебя. Время позволяет пережить все. Прошу об одном: не тревожься обо мне. Из-за этого я не умру.

Мэри протянула руку, и Джеймс взял ее. В глазах у него стояли слезы, говорить он не мог.

– Благодарю тебя, – продолжила Мэри, – за то, что пришел ко мне и честно и откровенно во всем признался. Этим ты показал, что доверяешь мне. Не беспокойся, я не рассержусь на тебя. Я вижу, как ты страдал… возможно, сильнее, чем заставил страдать меня. Прощай!

– Я могу чем-то помочь, Мэри?

– Нет. – Она попыталась улыбнуться. – Разве что не тревожься обо мне.

– Прощай, – ответил он, – и не думай обо мне плохо.

Мэри не решилась ответить, боясь, что ее голос дрогнет, а из глаз покатятся слезы. Она стояла, не двигаясь, пока Джеймс не вышел. Потом со стоном опустилась на пол, закрыла лицо руками и разрыдалась. Мэри слишком долго сдерживала себя, но теперь утратила самообладание. Ей хотелось кричать, как от физической боли. Тяжелые рыдания сотрясали Мэри, и она не пыталась унять их. Сердце ее было разбито.

– О, как он мог? – простонала она. – Как он мог?!

Счастье, на которое она надеялась, не ждало ее впереди. В Джеймсе она видела радость жизни, в нем черпала силу, позволяющую терпеть невзгоды. С Джеймсом были связаны все мысли Мэри. Она не представляла себе будущего без него. А теперь грядущие годы, казавшиеся яркими и солнечными, померкли, стали серыми, как затянутое облаками небо. Она видела свою жизнь в Литл-Примптоне такой же монотонной и скучной, как прежде, – бесконечные повседневные обязанности, мелкие неприятности, маленькие удовольствия.

– Господи, помоги мне! – вскричала Мэри.

И, тяжело поднявшись на колени, помолилась, чтобы Бог дал ей силы не сломаться под бременем такой скорбной ноши, выдержать испытания, не сбиться с пути истинного и признать, что такова Его воля.

Облегчения Джеймс не испытал. Он надеялся почувствовать свободу, как человек, вырвавшийся из рабства и получивший возможность дышать полной грудью. Он рассчитывал избавиться от депрессии, как только Мэри согласится расторгнуть помолвку, а вместо этого на душе стало еще тяжелее. Не уверенный, что поступил правильно, Джеймс воссоздал в памяти весь разговор, слово за словом. Каким же жалким он выглядел! Пытаясь убедить Мэри, что порывает с ней не из каприза, но по печальной необходимости, с полным пониманием причиняемых ей страданий, он показал себя мелким и ничтожным.

Медленным шагом Джеймс приближался к Примптон-Хаусу. Ему предстояло сообщить о случившемся родителям, и он пытался привести мысли в порядок.

Миссис Парсонс, покончив с делами по хозяйству, как обычно, вязала носки, полковник сидел за столом и добавлял новые марки в свой альбом. Радостно болтая о своих сокровищах, он время от времени поднимался, чтобы задать жене какой-то вопрос или показать надпечатку; добрая женщина выказывала интерес, давая ответы, которые доставляли мужу удовольствие.

– В Танбридж-Уэллсе ни у кого нет такой хорошей коллекции, как у меня.

– Генерал Ньюсмит на днях показывал мне свою коллекцию, но она далеко не так хороша, как твоя, Ричмонд.

– Рад это слышать. Но марки Мартиники, полагаю, у него отличные. – В голосе полковника слышалась зависть к генералу, который несколько лет жил на острове.

– Они неплохие, – признала миссис Парсонс, – но могли бы быть и лучше.

– Только умному человеку по силам собрать хорошую коллекцию марок, хотя, наверное, негоже мне так говорить.

Они подняли головы, когда вошел Джеймс.

– Я как раз раскладывал марки Свободных государств[16], которые ты привез мне, Джейми. Они очень хорошо смотрятся.

Полковник вновь повернулся к маркам и посмотрел на них так, будто на картины старых мастеров.

– Джейми такой заботливый, – кивнула миссис Парсонс.

– Я знал, что он не забудет своего старого отца. Ты же помнишь, Фрэнсис, я сказал тебе: «Уверен, мальчик привезет марки». Через год или два они прибавят в цене. Я всегда говорю, что на почтовых марках денег не потерять. Драгоценности выходят из моды, фарфор бьется, а с марками риска никакого. Все равно что инвестировать в консоли[17].