отвели душу, чихвостя Академию на чём свет стоит и высказывая накипевшие обиды, однако ничего конкретного из их разговора не вышло. Темпест, не стеснявшаяся в выражениях, снова заявила книготорговцам, что они предпочитают сидеть сложа руки, после чего Мэгги Грайд вконец разозлилась и предложила Темпест либо впредь оставаться дома и не слушать их, либо отыскать уже наконец парочку вооружённых анархистов и присоединиться к ним, если она так жаждет, чтобы в неё разрядили заряд дроби или чего похуже. Но Темпест не жаждала крови и не мечтала о том, чтобы свалить власть Академии любыми средствами. Это было не первое заседание кружка, на котором её пыл и энтузиазм сослужили ей плохую службу, и, хотя она подозревала, что именно из-за её горячности Гилкрист пригласил её (очевидно, ему самому казалось, что эта кучка древностей, за исключением хитроумного профессора, впала в спячку), она осознавала, что все остальные считают её развязной девицей.

В конце концов девушка побрела назад в «Либер Мунди». Она вошла в лавку в тот момент, когда Филандер подсчитывал дневную выручку. Сегодня им удалось продать с десяток книг, в том числе два очень редких издания, которые Темпест обнаружила на складе в подвале Валентина. Совсем неплохо, бывало и хуже, и, наверное, поэтому Филандер волновался за неё меньше, чем обычно, когда она уходила на собрание в «Подвальный клуб заговорщиков Гилкриста», как он называл всё это.

– Я тебя не понимаю, – произнёс он после того, как она рассказала ему, о чём говорили на собрании. – Мерси сегодня чуть не лишилась жизни, а ты ещё и защищаешь этих убийц?

Она отчаянно затрясла головой:

– Я понимаю, что бессмысленно палить в людей, которые ничего плохого не сделали, – отвратительно. Но разве тебя не злит наша полная беспомощность? Мы сидим сложа руки, а в убежищах люди Академии творят что хотят!

– Мы оба знаем об этом только по слухам, – напомнил ей Филандер. – Мы никогда не бывали там, и, честно говоря, лично я туда и не собираюсь.

– Но ведь бунт против всех этих гнусностей не может быть несправедливым!

– А ты уверена, что бунт вообще справедлив? По мне, так люди, участвовавшие в нападении, уверены в том, что правы они, и точка.

Темпест так и подмывало снова разозлиться, – ну почему он не хочет её понять! – однако она сдержалась, набрала воздуха в грудь и решила постараться понять его точку зрения: так было проще всего успокоиться, если Темпест начинала лезть на рожон. В глубине души она понимала, что в последнее время она, возможно, слишком часто перегибала палку. И на самом деле она, скорее всего, вела себя ничем не лучше Мэгги Грайд и остальных. Она любила бросаться громкими словами и кричать о равенстве и справедливости, однако в конечном итоге жизнь в «Либер Мунди», которую они вели, устраивала её.

Она зашла за конторку, за которой стоял Филандер, развернула его к себе от перечня книг, взяла его руки в свои и положила их себе на талию. Последовал долгий требовательный поцелуй. Филандер пах книгами совсем как настоящий библиомант, как и после каждого дня, проведённого в лавке. На его губах смешались книжная пыль и аромат мёда, который он, сладкоежка, хранил в задней комнате и периодически им лакомился.

– Я знаю, иногда я бываю невыносимой, – в конце концов произнесла Темпест. – Спасибо, что ты всё равно меня выносишь.

В глазах у Филандера промелькнул огонёк, но он промолчал, наклонился и снова поцеловал её. Теперь он пах только самим собой. Больше всего на свете Темпест захотелось прямо сейчас отправиться с ним наверх. Измученная Мерси наверняка спала как убитая, Всезнайка всё ещё сидел в своей кожаной папке, а парочка ручных оригами с первого этажа всё равно не могла бы никому ничего рассказать, даже если бы и услышала звуки, доносящиеся с чердака.

– Я тебя ну просто ужас как люблю, – произнесла она, когда Филандер провёл рукой по её спутанной чёрной шевелюре, а затем легко коснулся её щёк, словно они были из фарфора, а он боялся разбить их.

– Я тебя тоже.

– И я ни за что на свете не собираюсь жертвовать тем, что есть между нами. Даже во имя революции!

Филандер ответил, лукаво улыбнувшись:

– Это меня немного утешает.

Она шутливо стукнула его кулаком в грудь, хотела было возразить, но потом махнула рукой и вместо этого склонила голову на его плечо.

– Ни за что на свете, – снова прошептала она, и в этот раз он молча сжал Темпест в объятиях, нежно поглаживая её затылок.

10

В это же время в другом квартале Лондона, в доме, словно облитом серым лунным светом, Седрик де Астарак рассчитывал на то, что наконец-то узнает правду. Салон, в котором ему велели ждать, располагался на первом этаже бокового флигеля Чэгфорд-хауса, ныне принадлежащего семейству Лоэнмут, когда-то лондонской резиденции сельских помещиков из Девоншира. Как и некоторые другие немецкие дворяне, Лоэнмуты находились в родстве с британской королевской фамилией; Чэгфорд-хаус они приобрели ещё до основания Алого зала и задолго до уничтожения родов Антиква и Розенкрейц, – приобрели, чтобы устроить здесь штаб-квартиру английской ветви клана и через неё влиять на правительство. После того как английские кузены и кузины впали в немилость в результате какой-то семейной распри, Лоэнмуты собрались открыть в просторном городском особняке гранд-отель, – здесь насчитывалось несколько десятков комнат. Однако после возвышения Адамантовой академии все инвестиции, предназначавшиеся для Чэгфорд-хауса, оказалось выгоднее вложить в Унику и другие убежища. С тех пор и по сей день особняк в центре Лондона пустовал; только иногда агенты Академии и охотники за ренегатами использовали его для тайных операций.

В последние месяцы Седрик неоднократно бывал здесь, чтобы встретиться или с начальством, или со связными. Здесь ему отдавали приказы, здесь же он выслушивал выговоры за свою, как это называла Академия, иррациональную одержимость и беспрецедентную наглость в связи со своей погоней за Абсолоном. Вызов в Чэгфорд-хаус, как правило, был чреват неприятностями. Среди агентов ходили слухи о том, что в подвале особняка устроили камеру пыток, в которой у предполагаемых предателей выуживали выдуманные признания, – всё для того, чтобы в нужный момент представить Трём родам очередного козла отпущения.

Седрик не верил в эти слухи и не боялся их. Тем не менее он ненавидел беседы в Чэгфорд-хаусе – прежде всего потому, что разговоры с начальством считал бессмысленной тратой времени. Эффективнее всего у него получалось действовать в одиночку, по возможности без указаний сверху. То обстоятельство, что его вынудили глубже