Поскольку, очевидно, в ресторане отца у Серены были привилегии, «Чудеса» пили много, а Серена – больше всех. Даже Кейт взяла второй «Кингфишер».[14] Оливия нянчила бокал шабли, тогда как Серена, Морган и Клэр нырнули в бокалы сангрии, приправленной кардамоном. Они с рекордной скоростью скатывались в откровенность. Началось все с того, что Кейт сделала Серене комплимент по поводу стиля ее отца.

– Да, его великолепный стиль. – Серена потянулась за следующим бокалом. – Стиль моего отца включает в себя двадцатитрехлетнюю блогершу из Лондона. И, очевидно, на этот раз всё всерьез.

– Ох, это отвратительно! – Морган, наименее сдержанная из «Чудес», закинула руку на плечо Серены. – Развод?

Серена кивнула.

– Ага, и поскольку большая часть этого, – она жестом обвела зал, – принадлежит семье моей матери, то все будет очень громко, очень некрасиво и очень быстро. – Она глотнула сангрии. – Ну хоть в газетах об этом будут писать по большей части в Лондоне, а не здесь.

– Как бы я хотела, чтобы мои родители развелись, – простонала Морган. – Они столько раз разъезжались. Мне порой кажется, что у нас в доме – вращающаяся дверь.

– Я не знаю, – сказала Клэр. – Мои родители развелись, когда мне было два года, и я вижу отца, наверное, дважды в год. Остальные… моя семья… ну, если вы читали «Безумные богатые азиаты»,[15] это о них. А как насчет тебя, Кейт?

Оливия задержала дыхание.

– Они умерли, забыли?

– Черт, прости. Я такая…

– Нет, нет, это… не переживай. Это даже неплохо, что вы все время забываете об этом.

Оливия почувствовала, что обязана высказаться.

– Моя мама умерла, когда мне было восемь. Я уже была достаточно большой, чтобы помнить, но недостаточно большой, чтобы помнить по-настоящему, понимаете?

Они все кивнули, хотя и очевидно было, что ничего не поняли.

– Потом папа дважды женился и дважды развелся, оба раза со скоростью света. – Оливия подождала, пока официант еще раз наполнит ее бокал. Осторожно. Ей стоило следить за количеством выпитого. – И они обе мне почти понравились, понимаете?

Они снова кивнули не понимая. Все, кроме Кейт.

– Па сказал – довольно. Больше никаких жен. – Оливия сделала глоток и пожала плечами. – Я? Я хотела бы, чтобы он нашел кого-то, кто сделает его счастливым. – По правде говоря, это сняло бы с нее огромный груз. Она бы наконец расслабилась, если бы у него было кто-то, кто…

И тут Оливия заметила их.

– О боже!

– Что?! – все как одна выдохнули «Чудеса».

– Никому не двигаться. Серена, от тебя на три часа, Клэр, от тебя – на четыре. Кейт, прямо за тобой. Не оборачивайтесь. Сюда только что вошла Дрейпер с… Марком Редкиным! – Слышали ли они, как колотится ее сердце?

– Дрейпер и Редкин? Не может быть! – воскликнула Клэр, вцепившись в край стола.

– Ш-ш-ш! Они у бара, – отрапортовала Серена. – Похоже, они хотят взять просто выпивку и закуски. Он попросил у бармена меню.

У Оливии внутри всё пылало. Это удивило ее.

– Ну, ну, ну. – Клэр подняла бокал. – Разве ты не встречалась с ним в пятницу, Кейт?

Кейт покраснела. Никто не заметил, кроме Оливии.

– Да, с ним и с мисс Гудлэйс. Это была минутная встреча. – Кейт подняла к губам бокал с пивом. – Согласование фотосессии, и немного о том, что мы будем курировать столы на праздновании нового года. Хотя мне кажется, что Гудлэйс не очень-то ему верит. Это не очевидно, но…

– Я не удивлена. – Серена закатила глаза. – Она директор, и у нее иммунитет, потому что ей девяносто.

– Да, может быть… вы уверены, что мне нельзя обернуться?

– Нет! – Оливия и Серена выпалили это одновременно.

– Вау! – Глаза Серены распахнулись, Оливия молчала.

– Что, что, что? – требовательно теребили Морган и Клэр.

Рука Марка опустилась на колено Дрейпер и двинулась вверх по ее бедру. Затем он сжал его.

Никто не издал и звука. Они все застыли как статуи, хотя большая часть столика не знала, что происходит. Оливия чувствовала, как горят ее бедра. Он трогал кого-то другого, а она это чувствовала. Она чувствовала Марка Редкина, чувствовала, как он щупает Анжелику Дрейпер. Серена, кажется, не дышала. Марк, наклонившись поближе, шепнул что-то Дрейпер на ухо. Парочка опустошила бокалы, почти не притронувшись к закуске. Затем директор по связям с общественностью бросил на стойку пару купюр и с потрясающей силой дернул Дрейпер вверх. Серена и Оливия обе ахнули.

– Что, что? – требовательно спрашивала Морган.

– Они уходят, – сказала Серена. Ее глаза по-прежнему были круглыми как блюдца. Она повернулась к Оливии, взглядом спрашивая: «Ты видела то же, что и я?» – Я думаю, что наш директор по связям с общественностью – очень, очень плохой мальчик.

Пока Серена должным образом описывала каждый жест, строя догадки о том, о чем не имела ни малейшего понятия, Оливия дополняла ее, но как-то отстраненно. Хихикая с подружками, она цеплялась за жгучее ощущение ладони на ее бедре. Она упивалась этим ощущением. Но, даже упиваясь им, она достаточно владела собой, чтобы замечать окружающее, следить за разговором и видеть, что Кейт не спускает с нее глаз.

Воздух в кабинете Редкина был пропитан бредом. Он изрыгал этот бред быстро и яростно, а я тут же возвращала его обратно. Каждый из нас являлся главой и основателем общества восхищения собеседником. Это была моя вторая встреча с ним один на один в роли председателя комитета индивидуального продвижения учащихся. Пока что она проходила еще более «восхитительно», чем первая. На прошлой неделе мы встречались утром, в присутствии Гудлэйс. Сегодня Редкин не мог явиться раньше пяти. К пяти офис был мертв, только Крюгер оставалась допоздна. Я молила, чтобы она оставалась в своем кабинете. Почему? Почему рядом с ним я теряла рассудок?

– Говорил ли я тебе, Кейт, что совет был очарован всеми вами, но особенно именно вами и вашей историей? Вы не возражаете, если мы выжмем из нее по максимуму, отдельно от прочих?

Он ждал.

– Вовсе нет, мистер Редкин. Я высоко ценю такую возможность. Понимаю, что вы выдвигаете меня на передний план, и могу заверить, что серьезно отнесусь к такой ответственности.

– Вы всегда должны быть на переднем плане. И зовите меня Марк.

– Сэр?

– Уж точно не сэр, забыли? – Он улыбнулся. У Редкина были полные губы, загибавшиеся при улыбке вверх, но его тщательно выверенная длина щетины делала эту улыбку мужской и неотразимой. – Марк. Я вам не учитель и не декан. Я просто человек, который зарабатывает деньги для школы, и меня зовут Марк. Повторите.