— Эй! — громко вмешалась я.

Не снимая рук с плеч Ирины, Грогор повернул ко мне голову. Он ухмыльнулся. Я отвела взгляд, чтобы не видеть его отвратительных черных глаз, в которых зрачки плавали в чем-то, смахивавшем на смолу. Его странная, словно тающая кожа была, казалось, сделана из воска.

— Я слышала, ты хотел со мной повидаться, — сказала я.

Очень медленно он снова повернулся к Ирине.

— Эй! — закричала я. — Я с тобой разговариваю!

Не успели мы с ангелом-хранителем Ирины что-нибудь предпринять, как Грогор просунул руку внутрь ее тела так же легко, как вы могли бы протянуть руку в буфет, и положил туда что-то. Ангел Ирины заколотил кулаком в окно, потом исчез. Исчез и Грогор, но секунду спустя очутился передо мной, смерив меня взглядом с головы до ног.

— Итак, как насчет того, чтобы вы убрались?

Я не могла определить, что у него за акцент, но голос был удивительно гнусавым.

— Мой ответ «нет», поэтому можешь проваливать.

Он улыбнулся — я с отвращением увидела, что у него нет зубов, только влажная, серая дыра рта, — и кивнул.

— Итак, Нандита повидалась с тобой. Держу пари, она не рассказала тебе всего.

— О, я уверена, она рассказала достаточно.

Он плюнул в меня. По-настоящему плюнул — черной, липкой дрянью из глубин своего грязного рта, — а потом исчез. Я вытерла лицо, и меня вырвало.

Ирина немедленно выпрямилась. Она выглядела так, будто ужасную ношу сняли с ее плеч, и как раз вовремя.

Дверь кухни отворилась. Появился Грэм. Ирина быстро вытерла глаза рукавом и с улыбкой повернулась к нему.

— Ты в порядке, любовь моя?

— Забыла, зачем пришла. — Она взяла стакан. — Ты же знаешь, какая я.

Грэм кивнул, не убежденный ее словами, и подождал, пока жена последует за ним обратно в гостиную.

Той ночью я спала рядом с Марго, накинув на нее свое платье, словно защищая. Я была зла на двух других ангелов, шлявшихся вокруг дома. Может, если бы мы действовали заодно, то смогли бы вышибить отсюда Грогора. Но ангелы отказывались появляться.

Перед самым рассветом Грогор возник передо мной, нависнув над прикроватной лампой, как грозовая туча с лицом. Я игнорировала его. Спустя несколько минут он заговорил:

— Болезнь, которую получила Ирина, причиняет массу страданий. Она скончается в муках, бедняжка. И лекарства нет. Все, что ты должна сделать, — это забрать Марго в какое-нибудь другое место, и Ирина почувствует себя намного лучше.

— Почему Ирина? — прошипела я. — Она не имеет к этому никакого отношения. Все это между мной и тобой.

Он надвинулся на меня, приблизив ко мне лицо так, что я ощущала на коже его дыхание. Я скрипнула зубами.

— Тобой и мной? — переспросил он. — А кто, как ты думаешь, стоит между тобой и мной?

Я отвернулась от него и теснее свернулась вокруг Марго. Грогор разозлился и швырнул в меня куском смолы, а я подняла руку и создала щит вокруг кровати. Похожий на купол света, щит впитал черную гадость.

В ответ на это Грогор превратился в облако копоти, окружившей шит. Он делал это до тех пор, пока почти не погасил свет защитного купола. Мне пришлось сосредоточиться, чтобы сохранить щит и помешать Грогору проникнуть внутрь.

В конце концов он сдался, вернулся в свой отвратительный получеловеческий облик и прижался к куполу.

— Просто запомни: она не должна умереть!

Но что я могла поделать? Каждый день в присутствии Ирины Марго становилась ярче, счастливее, прямо на глазах поднималась из эмоциональной ямы Дома Святого Антония. Я наблюдала за этим, и сердце мое надрывалось, когда болезнь в Ирине росла, как сорняк. Вскоре она начала жаловаться на зуд. Однажды ночью, в мерцании очага, ее кожа сделалась желтой и больной. Марго заметила это.

— Вы в порядке, Ирина? — спрашивала она снова и снова.

Ирина не обратила внимания на вопрос, ответив только:

— Называй меня мамой.

Марго или целые дни читала, или, высунувшись из окна своей спальни, наблюдала, как другие дети играют в садах по соседству с домом Грэма и Ирины, в надежде завести себе подругу.

— Марго, лучше проводи время с мамой, — как-то сказала я ей. — Если ты не будешь этого делать, то потом пожалеешь.

И она быстро отошла от окна и неслышно сбежала в кухню, где Ирина в халате сидела за столом, стараясь выпить кружку супа. Ее худые руки были слишком слабы, чтобы держать кружку, горло сжималось так, что она с трудом могла проглотить лишь каплю зараз. Не говоря ни слова, Марго села напротив. Она взяла чайную ложку и стала понемногу кормить из нее Ирину. Ирина обхватывала костлявой рукой руку Марго всякий раз, когда та подносила ложку к ее губам. Хотя они все время смотрели друг другу в глаза, ни одна из них не произнесла ни слова. К тому времени, как Марго закончила кормить Ирину, остатки супа остыли, а лицо Марго было залито слезами.

Не так-то легко объяснить, почему я разыскала Грогора. Все было сложнее, чем нежелание испытывать боль, потеряв маму. Я воспринимала Марго как ребенка, своего ребенка. Много раз ее жизненные испытания и боль как будто отличались от моих. Мы уже начали становиться разными.

Я сказала Грогору, что уйду, а Марго останется. Я сказала, что поговорю с Нан и мы устроим так, что кто-нибудь другой станет ангелом-хранителем Марго, если понадобится. Я даже не знала, возможно ли вообще такое, разумно ли это, но была готова попытаться. Взгляд Грогора, когда тот наблюдал, как мама проводит все больше и больше дней в постели, убивал меня.

Ответ Грогора поставил меня в тупик.

— Интересно, — сказал он. А потом исчез.

Хотя мама держалась много месяцев, она умерла в муках, без достоинства. Но были и милости. Ангел-хранитель Ирины появлялся часто и регулярно, по крайней мере ближе к ее концу. Он укреплял ее мускулы, чтобы она могла сидеть в постели, показывал ей в снах маленькие проблески Небес, убеждал ее говорить Грэму и Марго вещи, в которых те отчаянно нуждались. Что она любит их. И всегда, всегда будет с ними. И что совершенно исключено, недопустимо, будто Гамлет и Офелия были родственниками. Грэму нужно проверить голову, если он вообще такое предположил. Но Ирина согласилась с теорией Марго насчет Калибана: определенно, определенно женщина.

Ее похоронили туманным октябрьским утром, в понедельник. Маленькая группка скорбящих, ангелы и священник столпились вокруг могилы. Когда гроб стали опускать в землю, я подалась как можно дальше из толпы, заглушая плач складками платья. Но потом повернулась и увидела Марго — она плакала, прижав к глазам кулаки, и Грэма, пепельно-бледного и поникшего, с лицом загнанной жертвы. И тогда я поняла: я здесь для того, чтобы помочь им пройти через это.

Поэтому я широко зашагала к Марго, обняла ее за талию и велела взять Грэма за руку. Он стоял слева от нее, на некотором расстоянии. Марго заколебалась. Я знаю, тебе это трудно. До сей поры ближе всего тебе была мама. Но сейчас ты нужна Грэму. А он нужен тебе.