Удивляясь способности соседей и дальних родственников так проливать слезы, я забился подальше в угол, чтобы меня никто не видел. Я размышлял над тем, что надлежит делать мне как хозяину дома, когда в дверь постучали. Я заволновался, решив, что это Хасан, но был согласен даже на его появление, лишь бы вырваться из этого ада рыдающих.

Оказалось, пришел посыльный. Меня звали во дворец.

Два человека в зелено-фиолетовых одеждах приняли меня от посыльного, втолкнули в темную комнату недавно выстроенного дома – это я понял по запаху древесины – и заперли на замок. Я знал, что в темную комнату запирают перед пытками, чтобы посильнее запугать. В соседней комнате, видимо, было много людей, оттуда доносился шум.

Через некоторое время меня выволокли из темноты и привели в соседнюю комнату, где я увидел Начальника дворцовой стражи и бритоголовых палачей.

Из глаз моих невольно потекли слезы. Я готов был выть, молить о пощаде, но не мог раскрыть рта.

С меня сняли безрукавку, рубаху. Один из палачей сел на меня верхом и коленями прижал мои плечи к полу. Другой ловкими движениями установил с двух сторон моей головы железки и начал медленно крутить ручку. Это были тиски, которые сжимали мне голову.

Я закричал изо всех сил.

Они остановились, спросили, я ли убил Эниште-эфенди?

– Нет!

Снова покрутили ручку. Стало больно.

Снова спросили.

– Нет!

– А кто?

– Не знаю!

Я уже было подумал, не сказать ли им, что я убил? Все кружилось у меня перед глазами. Я не испытывал никаких желаний, Уже не ощущал боли, только страх.

И тут меня оставили в покое. Сняли с моей головы железные тиски, которые на самом деле сжимали не слишком сильно. Палач слез с меня. Я надел рубашку и безрукавку.

В углу комнаты я увидел Главного художника Османа-эфенди. Я подошел, поцеловал ему руку.

– Не переживай, сынок, – сказал он. – Тебя проверяли. Я понял, что после Эниште у меня появился новый отец.

– Падишах распорядился пока тебя не пытать, – объяснил Начальник стражи. – Он разрешил тебе помочь Главному художнику мастеру Осману найти среди художников подлого убийцу. За три дня вы должны определить этого негодяя, разглядывая рисунки мастеров, работавших над книгой для падишаха. Повелитель недоволен слухами, которые распускают про его книгу и художников. По приказу падишаха я и Главный казначей Хазым-ага будем помогать вам в поисках. Один из вас, близкий родственник покойного Эниште, знает по его рассказам, как работали приходившие по ночам художники. Другой – большой мастер, который гордится тем, что знает все работы художников мастерской, как собственную ладонь. Если за три дня вы не сумеете найти эту скотину и украденный рисунок, о котором ходит столько слухов, наш справедливый падишах подвергнет допросу с пытками прежде всего тебя, Кара-эфенди. Ну а затем наступит очередь остальных.

У меня было три дня на изучение рисунков, которые доставят люди Главного охранника, собрав их по домам художников. Вы помните, какое отвращение я испытал, впервые увидев рисунки из книги Эниште-эфенди, которые принес Кара, чтобы оправдать себя. Справедливости ради надо сказать, что в каждом рисунке было что-то такое, что, несмотря на отвращение, приковывало взгляд. Если бы это было просто плохое искусство, оно не вызывало бы никаких чувств. Я с интересом стал снова рассматривать рисунки, выполненные ночами по заказу покойного сумасброда.

Красный цвет одного рисунка, в разных углах которого я обнаружил следы пера каждого из художников, испугал меня. Чья-то рука, я не разобрал чья, непонятно зачем окрасила все в странный красный цвет, и весь мир на рисунке целиком погрузился в красное. Я показывал Кара, кто на этом рисунке нарисовал чинару (Лейлек), кто – корабли и дома (Зейтин), а кто – воздушных змеев и цветы (Келебек).

– Вы – великий мастер, – сказал Кара, – вы столько лет руководите мастерской и знаете способности, характер и особенности пера и кисти каждого художника. Но как вы можете узнать и с уверенностью сказать, кто что нарисовал, когда Эниште заставил художников рисовать в новой, неизвестной манере?

– В далекие времена, – решил я ответить историей на его вопрос, – в крепости, возвышающейся над Исфаханом,[59]одиноко жил падишах, любящий книгу и миниатюру. Это был сильный, умный, но безжалостный падишах. Он любил только книги, сделанные по его заказу, и свою дочь. Из-за этой его привязанности враги даже распускали слухи, будто он влюблен в собственное дитя. Падишах был настолько ревнив, что мог объявить войну соседнему шаху только за то, что тот прислал сватов. Разумеется, он не видел подходящего мужа для своей дочери и прятал ее за сорока замками – в Исфахане существовало поверье, что, если посторонний мужчина увидит красавицу, красота ее увянет.

Однажды по заказу падишаха была переписана легенда о Хосрове и Ширин, она была иллюстрирована в манере гератских мастеров и доставлена падишаху, по Исфахану пошел слух, что изображенная на одном из рисунков бледная красавица-дочь ревнивого падишаха! Впрочем, падишах и сам заметил это. Говорят, не дочь падишаха, запертая на сорок замков, а ее красота, не выдержав тоски, выскользнула из своих покоев и, отражаясь в зеркалах, Проникла через дверную щель и предстала перед глазами одного из художников, как свет, как еле различимый туман. Молодой мастер не удержался и нарисовал дочь падишаха в уголке миниатюры, в которой был запечатлен момент, когда Ширин во время прогулки увидела изображение Хосрова и влюбилась в юношу.

– Мастер, это просто случайность, – воскликнул Кара. – Все мы очень любим тот эпизод легенды.

– Я тебе рассказываю о реальном событии, – возразил я. – Ведь наш художник изобразил дочь падишаха не как Ширин, а как одну из недиме,[61]накрывали для нее стол. Красота Ширин померкла рядом с невиданной красотой недиме; гармония была нарушена. Увидев на рисунке дочь, падишах решил найти талантливого художника, изобразившего ее. Но хитрый художник, боясь гнева падишаха, нарисовал его дочь в виде недиме не в своей, а совсем в другой манере, чтобы нельзя было определить автора. Ту сцену рисовали несколько талантливых художников.

– И как же падишах определил, кто нарисовал его дочь?

– По ушам. Разглядывая уши.

– Чьи уши? Дочери или недиме на рисунке?

– Падишах взял книги и стал рассматривать рисунки, сделанные его художниками, обращая особое внимание на то, как нарисованы уши. Он давно знал, что уши каждый из них рисовал по-своему. И не важно, изображали они лицо падишаха, ребенка, воина, Пророка или даже шайтана, – уши каждый рисовал по-своему.