Эйдан положил недоеденный кусок хот-дога на тарелку и уставился на нее. Он сжал губы.

— Ты знаешь, кто мой отец? Ты всегда знала.

— С одной стороны, ты, конечно, прав. Но это такая долгая история… Думаю, ты стал достаточно взрослым, чтобы услышать все подробности.

— Правда? — Эйдан сделал глоток газировки и хлопнул стаканом по поверхности пластмассового столика. Он взглянул на Кэт: — Я уже большой мальчик и стал таким уже лет десять назад. И если ты не рассказывала мне, то только потому, что сама не была готова к этому, мама.

Кэт была поражена. Раньше Эйдан никогда не говорил с ней таким тоном. Злость, которую она увидела в нем, как холод, пробрала ее до костей. Никогда в жизни ей не нужно было столько мужества. По сравнению с этим разговором откровения в машине Клиффа Тернера казались ей жалким трепом.

— Все, о чем я попросила тебя, это выслушать и правильно понять все то, что я сейчас расскажу тебе. Пожалуйста, просто выслушай все от начала до конца, а потом уже решай, стоит тебе злиться или нет. — Кэт хотела дотронуться до его плеча, но он отдернул его. — Ты должен выслушать это, дорогой.

Эйдан кивнул, потом произнес с деланным весельем:

— Я отпрыск Троя Микульски, ты это хотела сказать мне? Я так и думал.

Кэт подумала, что сейчас упадет со своего пластикового стула.

— Черт! Нет! — Она опять потянулась к сыну, но он ясно дал понять, что лучше этого не делать. — Милый, Трои не твой отец! Это просто парень, с которым я зря потратила два года своей жизни! — Кэт была в ужасе. — Бог мой, Эйдан. Да это было, когда ты уже учился в школе. Пожалуйста, только не говори мне, что все это время ты думал, будто этот придурок твой отец!

Эйдан издал горький смешок, потом крикнул:

— А какого черта я еще должен был подумать? — Он вскочил и пнул свой стул. — Всякий раз, когда я спрашивал о своем отце, ты отвечала мне что-то невразумительное о своем отвратительном прошлом, что ты вообще не знаешь, кто сделал тебе ребенка, и что ты мечтаешь забыть эту часть своей биографии!

На этот крик обернулся повар на гриле, в его руках застыли щипцы с хот-догом, а на губах появилась дурацкая ухмылка.

— Потише, Эйдан.

— Ну, уж нет! Дудки! — ответил он, размахивая руками. — Ты говорила мне, что мы должны сосредоточиться на том, что здесь и сейчас. Ты лгала мне, мама. Я болтался словно белье на ветру! Как ты могла, мам?

— Прижми свой зад, Эйдан. Поживей! — Кэт многие годы не говорила с сыном так резко — с тех пор как Эйдан пришел в два часа ночи домой. Тогда он утверждал, что был на ночном сеансе, однако от него жутко разило спиртным. Но в этом случае Кэт знала, что если кого-то и нужно поставить на место, так только ее. Как только Эйдан сел обратно на свой стул, она увидела, как в отчаянии обмякли его плечи.

— Конечно. Почему нет?

Кэт набрала побольше воздуха, ожидая, когда лицо сына станет более открытым, и он приготовится к разговору. Она видела прямой взгляд умных глаз, в них застыла боль.

— Он был моей первой любовью, Эйдан. Я правда думала, что мы любим друг друга, он не знал, что я забеременела, до недавнего времени.

— Он не знал?! — сердито спросил Эйдан.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не сказала ему. Я сбежала и не сказала ему, что жду ребенка.

Эйдан раздраженно засопел.

— Гениально, мама. — Он глотнул из стакана и не взглянул на нее.

— Но он узнал о тебе в прошлом году от моей матери, до того, как она умерла. И он искал тебя — нас обоих.

Эйдан напрягся, внимательно вслушиваясь в каждое слово.

— Подожди минутку. Ты говорила, что твои родители умерли, когда ты была подростком.

— Они умерли для меня.

— Ух, ты. Вот я попал.

— Эйдан.

— Я серьезно, серьезно попал. — Он покачал головой. — Так ты говоришь, что этот пижон — мой отец — искал меня. Это-то, я надеюсь, наконец, правда?

— Абсолютно. Я видела его на прошлых выходных и сказала ему о тебе. Он очень хочет повидаться с тобой на День благодарения. Я дала ему твой номер телефона. Поэтому предупредила тебя, что некоторые звонки могут показаться странными. — Кэт порылась в сумочке и достала визитную карточку Райли: — Вот. Это его. Посмотри на обороте.

Она видела, что руки ее сына дрожали, когда он водил пальцем по буквам на визитке.

— Так он доктор? — Шепот Эйдана сошел на нет, как только он перевернул карточку и увидел от руки написанные строчки: «Мне не терпится познакомиться с тобой, Эйдан. Позвони мне на работу или на сотовый в любое время. Вот номер моего домашнего телефона…»

— Черт побери, мама! Я не могу поверить. — Эйдан похлопал карточкой по лбу. — Но что это за цифра в последнем номере? Семь или один? Я не могу понять почерк!

Кэт засмеялась:

— Он такой же кривой, как и твой.

— Где мне искать этот чертов Персуэйшн, Западная Виргиния?

— Это там, где я выросла.

Улыбка Эйдана померкла, он отложил карточку в сторону.

— Это еще одна деталь, о которой ты мне солгала. Ты всегда говорила, что выросла в Мартинсбурге.

— Да. Но сейчас, наконец-то, я могу говорить правду.

Эйдан запихнул визитку в передний карман джинсов и покачал головой.

— О чем еще ты наврала мне, мама? — Он положил руки на стол, его губы скривились в саркастической улыбке. — Ты иностранка? А может, ты на самом деле мужчина? А твое имя — Кэтрин Тернер — настоящее?

— Ах, да…

— Только не это.

— Кэтрин Кавано. Я взяла фамилию Филлис, и не потому, что она была дальней родственницей, как я говорила тебе, а потому, что я не хотела, чтобы меня нашли. Я хотела защитить тебя.

Эйдан спал с лица.

— Постарайся понять, милый.

— Так мое настоящее имя — Эйдан Кавано?

— Это как ты решишь. Можешь взять фамилию Боланд, как у твоего отца.

Эйдан медленно покачал головой, в глазах появилась печаль.

— О чем ты думала, мама? Неужели надо было врать мне со дня моего рождения? От кого ты хотела защитить меня?

Кэт не хотела плакать. Чего только не пришлось вынести ей за эти годы, однако Эйдан ни разу не видел, чтобы она пала духом. Она уже начинала думать, что напрасно не позволяла ему видеть, как ей приходится бороться с обстоятельствами.

— Ну, что я думала… Я надеялась… Я просто хотела защитить тебя от… — Кэт подавила всхлипывания. — От того, что случилось со мной, черт возьми! От того, кто отказался от меня, от того, кто вышвырнул меня прочь, на улицу, когда я забеременела, а ведь мне было шестнадцать лет!