— Это правда? То, что ты пыталась утопиться.

Елрех с ответом не спешила. Собрала себе бутерброд из лепешки, вяленого мяса и зелени. Откусила прилично, прожевала и только потом непринужденно сказала:

— Правда.

С подробностями к ней лезть не хотелось, хоть пьяное любопытство удерживалось с трудом. Когда человек, молодой мужчина, в танце поцеловал темноволосую фангру, Елрех отвернулась от них и сама продолжила делиться:

— Я тогда к бабуле вернулась, а дальше ты знаешь. Мне соседка рассказала, как она умирала. Да так рассказала, что я опять пожалела о своем рождении. Тогда сразу и пошла на реку. — Рукой смахнула крошки со стола себе на ладонь и добавила: — Страшно было дурехе, плавать-то не умела.

— И что в итоге? — Я нахмурилась и на миг взгляд на кружку с соком опустила. Но долго не смотреть на Елрех не могла. — Смелости не хватило?

— Нет, милая Асфи. — Она горько усмехнулась, выбрасывая крошки в пустую тарелку. — На такие поступки не смелость толкает, а безрассудство. Его у каждого из нас с запасом отыщется, надо лишь растолкать. Вот и я в воду полезла: зашла по грудь, уговаривала себя каждый шаг делать, а там глубина. Я под воду и ушла с головой.

Она замолчала, склоняясь и за чашку хватаясь; белые волосы упали на щеки. Я поспешно напомнила о себе:

— А дальше? Ты ведь плавать не умела. — В лицо ей заглянула и увидела клыкастую улыбку.

— Научилась, — со смехом ответила Елрех. — Вот тогда и научилась. До сих пор хорошо плаваю.

* * *

После обеда, пока Елрех отсыпалась в своей комнате, я умылась ледяной водой, а затем позвала Айссию. В этой жизни ни они, ни Ксанджи не отказывали мне и даже не артачились, будто время, разделяющее мои жизни, не имело для них никакого значения. И если брать мою теорию о временных шкалах, как базу, то духи не были привязаны к одной конкретной шкале. Как там было написано на стенах сокровищницы о Повелителях? Нет у них прошлого, и нет настоящего, живут они вне времени и созданы нуждой и верой? Что-то вроде того… Видимо, с духами дела обстояли так же, но в Фадрагос они попадали не просто одной верой, а с водой Истины.

Рассуждать о духах теперь, когда мне столько всего было известно, оказалось интересным занятием, но подходящего собеседника рядом не находилось. Поэтому я и шепталась с Айссией, спрашивая их о таинствах:

— Планеты находятся в космосе. — Позволяя духу ластиться к руке и лицу, я закрывала глаза. Опьянение с теплым прикосновением исчезало, а в теле появлялась сила. — Но не думаю, что Повелители живут в нем. Вы ведь обитаете с ними в одном измерении? Или у вас никаких измерений вовсе нет? Логично, раз живете вы вне времени, то и с другими ограничивающими рамками все, по идее, обстоит так же. Еще виски чуть побаливают, снимите, пожалуйста. Во-о-от, — с облегчением протянула я, — огромное спасибо, великие духи.

Они, понятное дело, не отвечали. К счастью, никаких больше поводков при их призыве я не ощущала. И, к глубочайшему сожалению, я их вовсе не ощущала. Они были оторваны от меня, были отдельными существами, поэтому любую просьбу приходилось озвучивать вслух, учитывая их характер. Оскорблять духов не хотелось, поэтому на каждый зов о помощи тратилась самая ценная разменная единица в нашей смертной жизни — время. Ведь необходимо было давать себе отчет, о чем просишь и в их ли силах выполнить просьбу.

До заката я изучила все кустарники во дворе, которые находились в непосредственной близи соседских территорий. Мне довелось насмотреться и на дыры в деревянных заборчиках, и на заросли сорняков, и на кротовые норы и даже, кажется, на кроличьи подкопы. К закату я подружилась со всеми охранными духами, к которым смогла подойти незаметно от чужих глаз. Поэтому со смертью Солнца вошла в дом, на скорую руку приготовила ужин, призвала Айссию и с ними отправилась будить Елрех.

При свете луны, ежась в ночной прохладе, мы уже стояли под роскошным забором рогато-хвостатой семьи. Ночные цветы на нем раскрыли бутоны, запахли насыщенно и замерцали синевой, освещая нас в темноте. Нужно было торопиться, чтобы никто нас не заметил, но Елрех медлила, постоянно отворачивалась и строила страдальческое выражение лица. Эта фангра, какой бы скандальной и обидчивой ни казалась, не умела долго держать зла. В отличие от меня. Ее пришлось силком тащить с собой, и сдалась она только при озвученной не радужной перспективе: Ромиар может влюбиться в меня, а я точно не отвечу ему взаимностью. И что тогда будет с беловолосым шан’ниэрдом? Ни любви, ни ума, ни счастья под конец короткой жизни… Впрочем, о его уме я приукрасила, терять там особо нечего. Но, главное, что на Елрех это подействовало.

— Мы поступаем неправильно, жестокая Асфи, — она опять завела порядком надоевшую песню и схватила меня за локоть, останавливая в метре от цели.

Я посмотрела на забор перед собой, тяжело вздохнула и напомнила:

— Елрех, это важно для всей его расы. И пусть сила Вестницы не тащит меня к нему, как тащила к Вайли, но это важно, — последнее слово хотелось повторить для убедительности еще раз, но я удержалась. Позволила сове ухнуть дважды и продолжила: — Есть какая-то разница между простым беловолосым шан’ниэрдом и Вольным. Не тошнило его от тебя, понимаешь? Он от всех нас кривился, всех нас чмырил, как… как… — Развела руками, подбирая слова, но плюнула на поиск сравнения. — Глупцами нас всех считал, но тебя полюбил. Полюбил сильно. И я не видела у него никаких признаков сумасшествия, кроме того, что он был чванливым тупицей. Но тупил этот высокомерный идиот и до влюбленности.

Елрех будто меня не услышала, только руку крепче сжала.

— Я не могу понять, чего ты добиваешься, настырная человечка. Я его совсем не знаю и против, чтобы меня с ним сводили.

— Разве я что-то подобное обещала? Еще не факт, что он тебя в этой жизни полюбит. Да и… — Так ли нужна им любовь? Об этом лучше вслух не спрашивать. — Послушай, Елрех, дело не только в проклятой любви. На ней мир клином не сошелся, и без нее жить можно.

— И это ты говоришь?

Ее неподдельное удивление оскорбило и пристыдило.

— Если понадобится, я и без Кейела до конца своего срока проживу, — заявила я. От брошенных слов сердце ушло в пятки. Я заозиралась, вглядываясь в тени, будто Вольный мог услышать меня, но улица, окутанная ночной мглой, пустовала. — Просто… Есть эльфийская ненависть к балкорам, а тут ненависть ко всему, что на них не похоже. Роми исследователь, понимаешь? Ему чертовски полезно будет вспомнить, кем он был.

— И как ты собираешься ему напомнить?

Перекатившись с пятки на носок, я пожала плечами. Идея у меня, конечно, имелась, но Елрех она точно не понравится. Она и в той жизни о сокровищнице слышать не хотела, ей для этого безумства не хватало. Да и опять же пришлось бы ее убеждать, что любовь Роми не сделает их несчастнее, чем есть на самом деле сейчас. Через такую толщу высокомерия и самоуверенности, как у них, и без тесного контакта невозможно рассмотреть тревоги этих двоих.