— Отдел Британской библиотеки присылает каждый месяц специалиста. Сейчас вот прислали девушку, очень скромную и толковую.

— И у нее хранятся ключи от исторической части замка?

— Нет, конечно! Я единственная хранительница ключей. И мисс Бартон, специалистка, о которой я говорю, у меня их всякий раз спрашивает. Видите ли, эта часть защищена, как сейф. Лорд Роберт, с согласия Британской библиотеки, распорядился установить там систему безопасности.

— И это к лучшему, — заметил сэр Малькольм.

С этими словами они со старшим инспектором откланялись.

Снег превратился в грязь. Из окна своей квартиры на Уордор-стрит в Сохо сэр Малькольм Айвори наблюдал за толпой: в этот час большую ее часть составляла праздношатающаяся публика, так или иначе связанная с кинематографом. Артисты, режиссеры, начинающие актрисы и студенты, жаждущие заполучить роль хоть в каком-нибудь зрелище, смешивались с мусорщиками, убиравшими улицы от скопившейся за ночь грязи. Сэр Малькольм любил этот квартал еще с тех времен, когда он назывался Французским кварталом и уличная проституция цвела тут буйным цветом. Потом комитеты по борьбе за чистоту нравов водворили девиц в дома терпимости, и теперь с наступлением ночи на тротуары высыпали только толпы зрителей театров и кино, устремлявшиеся на поиски новых развлечений в каких-нибудь кабачках или барах.

Сэр Айвори любил бродить по лабиринту улиц Сохо, останавливаться у греческих, венгерских, кипрских и индийских ресторанчиков, вдыхать диковинные ароматы и читать меню с яркими самобытными названиями. Однако больше всего ему нравилась Джеррард-стрит с китайскими лавочками. Там он снова и снова упивался запахами и красками, сопровождавшими его в путешествиях по Дальнему Востоку. И всякий раз, когда ему удавалось выбраться из Фалькона, из-под чрезмерной опеки Доротеи Пиквик, он приходил отобедать в полном одиночестве во «Дворец Огненного Тигра», где его всегда узнавали благодаря высокому росту и элегантной наружности.

Господин Чжоу, хозяин ресторана, спустя годы стал сэру Айвори добрым другом. Китаец частенько подсаживался к его столику, когда сэр Малькольм уже заканчивал обед, и они вместе вспоминали Пекин, Шанхай и весь остальной Китай, который оба хорошо знали и любили. Конечно, Чжоу как всякий уважающий себя китаец состоял в «семье» и, не исключено, даже был ее «отцом», окруженным доброй сотней «крестников» и «крестниц», которые исправно платили ему дань, однако сэр Малькольм прекрасно понимал, что с его стороны было бы неосмотрительно и даже неучтиво разговаривать с ним на эту тему. «Молчание значит больше, чем слова», гласила табличка на двери кабинета господина Чжоу.

Из раздумий сэра Малькольма вывел звонок в дверь. Пришел старший инспектор Форбс — его ботинки и нижние края брюк являли собой плачевное зрелище. К тому же он, как видно, почти не спал и приводил себя в порядок в спешке, поскольку его плохо выбритое лицо хранило печать усталости. Он рухнул на диван, и сэр Айвори из сострадания взялся заварить ему чай.

— Ужас… — простонал несчастный полицейский. — Всю ночь напролет я прокручивал в голове дело Уоллесов. Всех свидетелей перебрал заново, и каждый казался мне подозрительным, а после все вдруг стали невиновными. И тут нате вам, в восемь утра (слышите — в восемь!) звонит королевский советник сэр Уотерхаус и будит меня, только чтобы напомнить о том, что он уже предписал вчера: «Следует как можно скорее найти виновного, чтобы успокоить газетчиков и представителей знатных фамилий, потрясенных столь же трагической, сколь и внезапной смертью». Я понял, откуда вся эта суета в высшем свете лишь после того, как жена показала мне газеты.

— Знаю-знаю, — сказал сэр Малькольм, передавая ему чай (отборный дарджилинг от «Крузо и Тайбери»). — Массовые газеты, «Миррор» и прочие муссируют только четыре версии. «Брайан Уоллес убит. Месть его китайского сводного брата?». Или вот еще: «Жестокое убийство в замке Уоллесов. Дьявольский арбалет». Интересно, откуда газетчики узнали все эти подробности, газетные полосы ими так и пестрят.

— Это все Мелвилл — не успел выбраться из Чилтерн-Граунда, как устроил настоящую пресс-конференцию, — с досадой пояснил старший инспектор. — Он был так рад щегольнуть перед прессой, что выложил всю подноготную, не забыв наплести и от себя бог весть чего. Все рассказал: про ужин, про помолвку, как нашли тело, про арбалет — да еще помянул, на свой манер конечно, всех участников событий, постыдные действия полиции и мою личную беспомощность, но об этом я умолчу.

— Значит, он настроил газетчиков против Чжана, напомнив, что его усыновил лорд Роберт. Мерзавец!

— Что обо всем этом подумает госпожа Джейн Уоллес? — спросил Форбс. — Такая восхитительная женщина, поистине дочь героев былых времен.

— Гм, — проговорил сэр Айвори, кашлянув в кулак. — Она урожденная Джейн Кортни. Ее родители — простые люди из Манчестера. Она пыталась это скрыть в «Кто есть кто», но «Таймс» и «Гардиан» накануне свадьбы посмели назвать ее комедианткой с Шафтесбери-авеню или из Королевской оперы. Лорд Роберт обожал театр и, помнится, с каждой ежегодной премии от Клуба графоманов ссужал драматургам.

— Ну что ж, — заметил Форбс, — можно сказать, она вошла в роль знатной дамы самым непринужденным образом, что говорит о благородстве ее души и силе характера.

— Лорд Роберт умел выбирать себе окружение и, судя по тому, что я видел своими глазами, Джейн Уоллес была просто красавица.

— Она и сейчас восхитительна. А какая стать! В домашнем халате, в каком она была вчера, любая другая выглядела бы простушкой. А она казалась королевой.

— Когда Джейн Уоллес выходила замуж, «Таймс» сравнила ее лицо с ликом Беатриче Россетти[8]из галереи Тейт. У нее были роскошные золотистые волосы.

— Но вчера же она была брюнеткой.

— С годами волосы седеют, добрый мой Дуглас. И гораздо лучше красить их в черный цвет, а не в золотой, поскольку искусственная краска штука недолговечная. Но — поговорим серьезно.

Допив чай, сыщики направились в кабинет, который сэр Малькольм в шутку называл «мыслительной комнатой». Там на стеллажах хранились папки со всеми делами, которыми он занимался. Там же Форбс обычно встречался со своим добрым другом, чтобы в процессе упорной «мозговой атаки» обменяться с ним выводами и суждениями.

Но больше всего старшего инспектора поражал бар с виски, занимавший всю дальнюю часть комнаты. Сэр Айвори называл его в честь прародины напитка по-гэльски — Uisge Beatha.[9]После книг это была его любимая коллекция, и он собирал ее тайно, дабы лишний раз не смущать госпожу Пиквик. Сэр Малькольм, впрочем, был небольшим любителем выпить, хотя иной раз и не мог отказать себе в глотке северошотландского «Милбурна» с его легким ароматом дымка и торфа, а в другой раз — в стаканчике «Талискера», дара Шетландских островов, благоухающего водорослями и перцем, или спейсайдского «Нокандо» с терпким цветочно-ореховым привкусом. Из южношотландских сортов он предпочитал «Гленкинчи» за его легкость. А среди ирландских уважал «О'Хара» за его мягкий, бархатистый вкус или «Джеймсон», выдержанное, правда, не меньше 12 лет.