Иль тупо, молча,

Уставившись в пол,

В стремлении не понять

Всплывали обратно,

К себе, наверх,

Ушедшего дня искать…

Четыре аккорда, Слова просты

— Без смысла

И без души…

А что посложней —

Не прорвётся вверх,

Пиши или не пиши.

Вокруг неустойчивой,

Тонкой свечи

Сияющий ореол

Метаний и слёз

Настоящей души,

Спасательный круг

Для бессмертной души

В сияющем сонме волн…

Народ в зале зааплодировал. Парень раскланялся и покинул сцену, подошёл к стойке, передал свою гитару бармену. Тот кивнул, убрал её, а певец взгромоздился на стул рядом с Радалом, не обратив, впрочем, на него внимания.

— Налей стаута, Дин, — попросил он у бармена. — Двойную порцию. Устал сегодня… Как я спел, нормально? — спросил он в пространство, когда перед ним оказался большой стакан с прозрачной пенной жидкостью.

— Ты сегодня в ударе, — меланхолично покачал головой бармен. — Смотри не напивайся только. А то как в прошлый раз…

— Да уж, — усмехнулся тот, — ничего, у меня завтра весь день свободен.

Бармен отошёл в сторону, вытащил шейкер и принялся колдовать над каким-то мудрёным коктейлем. Радал кашлянул, певец повернул к нему голову.

— Чья это песня? — спросил Радал. — Ваша? Певец посмотрел на него сквозь стакан.

— Нарелинова, из старых, — ответил тот и сделал большой глоток шипящего напитка. Вблизи было видно, что певец не такой уж молодой, каким показался на первый взгляд в мягком свете сцены. Черноволосый, как многие здесь, а лицо простое, с резкими чертами. И одет неприметно, в простую серую куртку и штаны.

— А кто он такой? — Радал почувствовал, что делает что-то не то, но ему было слишком интересно.

— Нарелин-то? Был у нас один такой… — ответил певец. — Вы что, внешник, да?

Радал кивнул.

— Только сегодня приехал, — подтвердил он.

— Понятно. — Парень оглядел Радала внимательно. — С Терры, да?

— Не совсем… Но в общем да. — Радал отпил из своего бокала псевдосока. — Я там последние три года прожил. А как вы угадали?

— У вас рубашка из натурального материала, — пояснил парень, — и сок в стакане дорогой, наши стаут пьют обычно, а федералы — пиво. — Он вздохнул и грустно сообщил бармену: — Вот так вот. Они там про Лина уже и не знают. А ведь как в своё время орали…

— Я тебе всегда говорил, — флегматично откликнулся бармен, — что федералы плевать на Эвен хотели, у них своих звёзд хватает, чтобы помнить дохлого пета с задворков Галактики.

Знакомое имя неприятно резануло — Радал тут же вспомнил другого Лина, Сэфес. Рыжего. И с трудом справился с волной ненависти, толкнувшей его изнутри.

— А почему помнить? — поинтересовался он.

— Ну как — почему? — удивился бармен. — Потому, что он уже давно на том свете, разумеется.

— Он погиб? — спросил Радал. Ему уже хотелось встать и поскорее отсюда уйти. Казалось, что печальные глаза следили за ним не отрываясь со всех фотографий в зале.

— В некотором роде, — сказал черноволосый парень. — Он был казнён. Поднял бунт, бунт подавили, а его, как главаря, приговорили к высшей мере, и многих с ним тоже. Как раз когда Рауль Консулом стал, давно уже.

— Что? — на секунду не понял Радал. — Когда?..

— Давно, — повторил черноволосый — Пятнадцать лет назад. Нарелин Эльве. У них здесь, в этом баре, как раз типа штаб был во время бунта. Сейчас-то всё переделали, а я помню, как раньше было…

— А кто приказал его убить? — медленно спросил Радал.

— По приговору суда, — пожал плечами бармен. — А уж кто там на самом деле решение принимал, о том вслух не говорят. То ли Одисон, Председатель тогдашний, то ли наш Рауль, а скорее, сообща договорились… что им цацкаться с бунтовщиками?

— Понятно. — Радал поёжился. — Жалко. Красивая песня…

— Это ещё что, — оживился черноволосый. — У него много записей есть. Он же звезда был какое-то время, раскрутили… этот, Клео Найрэ, он же был его партнёр. И ведь мог бы спасти, а наоборот, против него в суде выступал… Скотина.

— Клео Найрэ? — тупо переспросил Радал. По спине пробежал мерзкий, липкий холодок. — А… понятно. Спасибо. А записи можно купить?

Чудовищным усилием воли он удержался от следующего, вертевшегося у него на языке вопроса: не сам ли Клео отдал этот приказ?

— Можно, само собой… Дин, — черноволосый повернулся к бармену, — перекинь ему копии, что ли. Комм на приём включите, сейчас скинем. Он ещё и танцевал, между прочим… говорят, он бывший пет был, Нарелин. Экзот экспериментальный, поэтому умом и тронулся… Хотя я не верю. Но он сам про себя говорил, что он эльф. Тоже ведь бред.

— Почему? — удивился Радал.

— Ну как же он может быть эльфом? — сказал бармен — Это ж ведь из книги, этой, как её… ваш писатель, с Терры… Не может же человек быть из книги? Бред, точно. Вообразил себе, ну и…

Радал промолчал. Он до сих пор отлично помнил мёртвые, иссохшие тела, часть которых принадлежала именно таким нелюдям. Теперь, вглядываясь в лицо с изображений, он понял: да, это та самая раса. И на считках тоже были эльфы, та же Раиса. Они даже чем-то похожи. Тот же разрез глаз, точёное лицо, какой-то неземной взгляд.

— Наверное, вы правы, — тихо ответил он бармену.

— Ещё бы, — сказал бармен. — В здравом уме такое не делают. Благородный бунтовщик, понимаете ли. Вперёд, к свободе и братству. И чего добился? Только кучу народу положил, таких же дураков, за ним пошедших. Вот она, харизма, до чего доводит. Пел бы себе и пел, нет, нужно было за справедливость бороться. Хоть одна польза от этой идиотской революции — сколько лет уже прошло, а клубу всё доход идёт.

Черноволосый вздохнул, но спорить с Дином не стал. Запел сигнал комма, вызов Санни. Радал совсем забыл про встречу.

— Куда ты пропал? — немного недовольно спросил её голос. Видео на этот раз не открылось. — Я вижу, ты в «Хряках» застрял. Может, мне лучше самой подойти?

— Не надо, я уже иду. — Радал поспешно допил сок. — Подожди меня на улице, ладно?

— У кафе, — сказала она. — Жду.

…Всю обратную дорогу он просидел молча, глядя перед собой. Черноволосого эльфа с печальными глазами он потом иногда вспоминал.

* * *

За окнами кричат дети. Играют, веселятся, беспечные. Наверное, для кого-то другого этот интернат в самом деле хорош. Но не для него. «Какие они все чужие и пустые, — отрешённо думал Радал. — Никогда мне не стать таким же». Дети… смешно. Он уже давно не ребёнок, и как он устал притворяться! Сил нет никаких. И деться некуда.