и жизненным неурядицам. Или же разыграть предложенную партию, и идти ему, Вове Мельнику, по кривой дороге, которую выбрал он сам.

Мельник достал документы, выложил на стол.

И будто родилось сразу:

— Короче, я так думаю. Завтра иду в комендатуру и встречаюсь с начальником разведки. Говорю ему, что меня вербуют вахабы. Он клюнет, факт клюнет. Мы разыгрываем комбинацию. Например, с фугасом. Закладываем фугас. Я сдаю место. Мне верят. Дальше дело техники. — Мельник обернулся к Казаку: — Брат, ты говорил, что нужно устроить человека в разведку. Я так понимаю, этот человек ты, брат. Вот тогда случай и представится. Я скажу энэру, что ты меня страховал, значит, ты свой человек.

Это было похоже на бред. «Бредятина, тупее не придумаешь!» — Мельник думал так и ожидал после своих слов какого угодно исхода.

Но предложение его на удивление было воспринято с нескрываемым энтузиазмом: принялись обсуждать детали, и скоро все решили.

— Сколько хочешь дэнэг? — спросил здоровяк.

— Десять тысяч долларов. И задаток.

— Хорошие дэнги.

— Зато какие перспективы. — Мельника несло.

Здоровяк выложил на стол пару зеленых бумажек.

— Дуэсти долларов.

— Мало.

— Хуатыт пока. Одни слова туэаи слышу. Дело будет, будут дэнги.

— Хорошо. Нужно сделать так, чтобы все узнали, какие федералы собаки. Сегодня можно заложить фугас в районе, ну, например, у рынка. Там где оживленно днем. Поставить на часовой механизм. Жахнет. Тут же развести шумиху, что это федералы подложили специально, чтобы внести дестабилизацию.

Поперло Мельника.

Вступился Казак.

— А, что, Конг, думаю, брат верно предлагает. Дело стоящее.

«Конг?.. Кинг Конг. Точно же!» — стрельнуло в мозгу. Мельник вспомнил. Этот мент был известным человеком. Прозвали его за огромную физическую силу «Кинг Конгом», был он еще при Советском Союзе известным борцом республиканского масштаба. Теперь же служил Конг во вневедомственной охране. Часто появлялся на площади перед Ленинкой, вроде даже видел его Мельник в кафе у Малики. Да не «вроде», а точно видел! Вот так дела поперли ему, Вове Мельнику. Эк, занесло его, сержанта-бедолагу, в самое логово.

Разместили Мельника в кухне на полу на вонючем вспоротом матрасе.

В комнате говорили, спорили:

— Его надо уалить.

— Успеется. Нужно сделать, как он предложил, поставить фугас на рынке.

— Погибнут люди.

— Э, Конг, что тебе люди?

— Фэдэралы-собаки!

— Ты говорил, что должен появиться человек от Шамиля?

— Он появился, он принес дэнги.

— Этого потом надо свести с бородачами.

То дело, про которое просил комендант, Макогонов, как все важные дела, решил привести в исполнение утром рано. Командир смоленцев откомандировал к Макогонову двух «ответственных товарищей». Детина ростом под два метра, другой коротышка худощавый. Макогонов им говорит:

— Пацаны, мне, в сущности, по хрену эти деньги. Мне его проще застрелить. Но тут дело чести. Я же человек ночной, привык работать ночью. Как законным способом получить долг, не знаю. Короче, могу его застрелить, но нужно сделать все чисто. Так что, пацаны, если что, поделимся и с вами.

Менты почесались, помялись. Худой и говорит:

— Знаешь, Василь Николаич, нам деньги по хрену. Ты человек приличный. Мы тебе и так поможем. Дело, можно сказать, чести.

Одного мента звали Толян, он начштаба был у смоленцев, а худой — Лева, опер.

Погрузились на «бардак» и поехали. Заехали в совхоз, на окраину Грозного. Народ видит военных, шарахается. Макогонов одного поймал за ворот. Стой, такой-рассякой! А знаешь, где председатель живет? Повыскакивал народ из дворов, тычут пальцами — вон дом председателя! Оказалось, что председателя свои же совхозные ненавидели люто. Дом был за высоким каменным забором, с воротами, окаймленными завитушками и с позолотой.

Разведчики оцепляют дом. Внутрь входят Макогонов и Толян с Левой.

Председатель, как увидел военных, стал ни жив ни мертв. Побледнел и с лица сошел. Макогонов ему сквозь зубы: гони, гад, долг за соляру! Нету денег, говорит председатель, бедные мы — инфляция и все такое. Макогонов достал пистолет:

— Молись, крыса.

Грохнул выстрел. Председатель повалился на пол. Плачет. Трогает себя по бокам, ищет, куда пуля ему попала. Тут Лева отстраняет Макогонова.

— Николаич, погоди-ка. Не так это делается.

Толян подхватил председателя, тряхнул, чтоб тот пришел в чувство, усадил на стул. Лева, не торопясь, выколупал из стены пулю, нашел гильзу, спрятал в карман.

— Ну что, мужик, попал ты, — говорит Лева председателю.

Толян председателю под дых пару раз сунул, но не сильно, чтоб только дыхание перебить.

Лева и говорит:

— Бери ручку и пиши доверенность на свою машину. Чего там у него, «ауди» девяносто пятого?.. Конечно, и номера перебиты. Ворованная — да?

— Нэт, — плачет председатель. — Мамой клянус!

Лева ему ручку.

— Пиши.

Тот дрожащей рукой пишет теперь на машину доверенность под диктовку. Толян шарит по дому. Через пятнадцать минут на столе лежала куча золота, денег — рублей и долларов. Оказалось, что жена председателя приторговывала золотишком на рынке.

Макогонов глядел на все это и удивлялся про себя — вот что значит менты!

И тут Толян в довесок ко всем председателевым бедам и несчастьям вынимает из подпола два ствола: охотничий и мелкокалиберную винтовку. Лева берет винтовку и ласково так гладит по стволу:

— Во-от, мужик, теперь ты попал нешуточно, по-взрослому. Разрешения, конечно, нет?

Председатель за голову и в ноги бух: берите, говорит, все, только в живых оставьте! Больше не буду обманывать военных.

Лева ему говорит:

— Нам твое поганое золото западло трогать. Тебя, гнида, даже свои ненавидят, потому что ты есть выродок. Из-за таких, как ты, и война началась. Будь ты проклят!

Плюнул Лева на председателя.

Тот не утерся: так и сидит, всхлипывает.

— Сколько он должен? — спрашивает Лева.

— Пятьдесят две тысячи рублей и сорок три копейки по расписке за столько-то литров соляры, — отчеканивает Макогонов как по бумажке.

Отсчитал Лева сумму, сдачу бросил на стол. Уже пошли, но Лева вернулся, сгреб все золото на столе и швырнул в морду председателю. Зазвенело. Колечки покатились, доллары зеленые запорхали, промеж них рубли.

По дороге домой Макогонов пообещал омоновцам, что подкинет им спецбоеприпасов и пару трофейных автоматов. Вернувшись на базу, отвалил Питону, как договаривались, половину суммы. Остальные отдал Тимохе во взводную кассу. Тимоха деньги пересчитывал, пальцы слюнявя.

— Слюни подбери, — не удержался Макогонов.

Тимоха хыкнул обиженно:

— Потом же сами спросите что и сколько.

— Поговори.

— Виноват, тащпол.

На том история и закончилась бы. Но дело закрутилось, как никто и не думал.

К вечеру заявился в комендатуру сын того председателя. Он, оказывается, работал участковым в местном отделении милиции. И стал сын кричать, что федералы творят беспредел и грабят мирных жителей. Питон хотел его послать, как и