С высоты, даже если небольшой камень сбросить, пока он до земли долетит, так разгонится, что никакой щит не спасет. Не говоря уже о каменных иглах с руку величиной. Рассказывают, один предприимчивый человек на таких иглах состояние сделал, сначала убедив их использовать, а затем снабжая ими воздушный флот герцога. Нескольких кораблей оказалось достаточно для того, чтобы разогнать говольскую конницу. Или, скажем, встанут говолы на ночь стойбищем, утром проснутся — а над ними корабли висят. Так с кочевниками и воевали, сверху, пока они, наконец, сами пощады не запросили. И теперь их степи тоже являются частью герцогства.

Есть в Джессоре и отделение «Доходного Дома Брагта». В него я и отнес большую часть заработанных денег, оставив только на самые неотложные нужды. Никогда раньше мне не приходилось занимать больше двух-трех ноблей, а тут такая сумма, что, вспоминая о ней, мне каждый раз становится немного не по себе. Особенно заставляло нервничать то, что в залоге сам «Небесный странник». И кого волнует, что может наступить черная полоса, когда работы для него не окажется? Или самому ему придется встать на ремонт. Или произойдет что-то еще.

Поручившиеся за меня люди до сих пор еще не объявились, но это ведь не означало, что кто-то, совершенно мне незнакомый, в любой момент не подойдет ко мне и не потребует какой-нибудь услуги. А услуги бывают разными. Но ведь знал, на что шел, и винить абсолютно некого.

При расчете Аудин Инсенс почему-то забыл, что обещал добавить пару серебряных геллеров за остановку возле озера, на проверку оказавшееся не Волшебным, а Вонючим, но я не стал ему напоминать. Хотя он явно этого ждал и, по-моему, даже приготовил что-то неприятное в ответ. Да уж, не очень красиво с ним получилось, но кто же в том виноват?

Поле, где в Джессоре опускаются летучие корабли, оказалось ими переполнено. Вот чем плохи большие города, так это тем, что нашими услугами пользуются далеко не мелкие торговцы, так что мне не удалось найти работы для «Небесного странника» ни в первый, ни во второй день. И утром третьего дня, когда я с утра навестил находящуюся на краю поля таверну, где в отдельном зале собираются купцы, мне опять не повезло.

«Ну что ж, — решил я не нервничать по этому поводу, — раз на раз не приходится. Ничего страшного, быть может, повезет завтра».

Все это время мы безвылазно просидели на борту «Странника», рассчитывая, что опять будет какое-нибудь срочное дело. Но после очередного визита в таверну я подумал, что можно и отпустить людей, для того чтобы они навестили город и развеялись. Даже дал указание Николь выдать всем часть из тех денег авансом в счет будущего жалованья. А потом мне пришло в голову сделать еще одну попытку пригласить Николь прогуляться по городу вместе со мной.

* * *

Николь сидела за столиком в своей крошечной каюте и внимательно рассматривала через лупу похожий на монету или медальон предмет. После того как я вошел, она спешно прикрыла его ладонью.

Начал я издалека:

— Николь, а ты в Джессоре уже бывала?

— Нет, Люк, еще не бывала. А почему ты интересуешься?

Ее простой вопрос почему-то выбил из моей головы все те слова, которые я заготовил, расхаживая по палубе, перед тем как войти в каюту, и потому я спросил прямо:

— Тогда, может быть, пойдем, прогуляемся? Я тебе город покажу…

К моему удивлению она согласилась сразу:

— Хорошая идея, Люк. Только ты мне сразу должен пообещать…

Конечно же, я мгновенно принял подобающий вид, должный говорить о том, что соглашусь на любое ее условие, пусть даже таковым будет необходимость весь день катать Николь по городу на своей шее.

— Все что угодно, Софи-Дениз-Мариэль-Николь-Доминика. Если пожелаешь, я каждому из твоих имен обещание дам отдельно.

Надеюсь, шутка удалась. По крайней мере, обладательница всех этих имен мне улыбнулась:

— Нет, достаточно любому из них. Так вот, пообещай мне, что если тебе подвернется случай поиграть до утра в кости, ты не бросишь меня, чтобы утром заявиться на корабль с довольными глазами, запахом женских духов и синими, понятного происхождения пятнами на твоей шее. Обещаешь?

Наверное, на моем лице появилось глупое выражение, потому что некоторое время после этого я слушал ее довольный смех.

Я помычал, пытаясь найти достойный ответ. Ведь просто обещать — это сознаться в том, в чем сознаваться перед Николь не хотелось и под пытками. И отрицать тоже глупо: все факты, что называется, налицо, в том числе и упомянутые следы на шее.

— Может быть, ты все-таки выйдешь, чтобы я смогла переодеться? — наконец поинтересовалась она, видя, что обещания от меня не дождешься.

Прогуливаясь по палубе, я соображал: с чего бы нам начать осматривать город? Понятно же, что большая часть из того, что обычно интересно мне, когда я бываю в Джессоре или других городах, совсем не годится для прогулок с приличными девушками. Я так ничего толком и не придумал, решив, что все сложится само собой, когда на палубе появилась Николь.

— Что-то не так? — спросила она, обратив внимание на мой взгляд.

— Николь! — заявил появившийся непонятно откуда Энди. — Именно так ты и должна выглядеть на нашей с тобой свадьбе!

— Ох, Энди, милый, жду не дождусь, когда же она, наконец, случится, наша с тобой свадьба. Но видимо, судьба у меня такая горемычная — век одной куковать, — с видом крайнего огорчения ответила ему Николь, а затем взяла меня под руку: — Ну что, пошли?

Да все так, Николь, все даже чересчур так. Одно только не так: теперь ведь все повстречавшиеся нам люди будет задавать себе один и тот же вопрос — что это за невзрачный тип, идущий под руку с такой красавицей?

А ведь, казалось бы, что изменилось? Николь просто скинула свой вечный балахон, надев платье. Но ведь и платье не прилипает к ее телу будто мокрое, как это иной раз бывает у благородных дам, просторное оно. Всегда поражался умению, некоторых женщин одеваться так, что как будто бы и одеяние свободное, и ничего и не скрывает, а в то же время все остается в рамках приличий. Николь, несомненно, может на жизнь зарабатывать, обучая не умеющих так делать женщин этому искусству.

Небольшая шляпка из светлой соломки с красивой розовой лентой, из-под которой таинственно блестят глаза цвета неба, когда на нем появляются первые звезды. Губки, чуть приоткрывшиеся в милой улыбке для того, чтобы показать жемчуг зубов. И совсем к месту смотрелся амулет, похожий на кулон, чей нижний край прятался в ложбинке, достаточно глубокой для того, чтобы уместиться ему там полностью, будь цепочка на нем чуть длиннее.

«Как жить-то дальше?» — с тоской подумал я, чувствуя, что пропал уже окончательно.

Некоторое время мы шли молча. Вообще-то не буду хвастаться, но с девушками я разговаривать умею. О том, какие красоты открываются, если смотреть на землю сверху. О потрясающих закатах и восходах, которые невозможно увидеть с земли. Наконец, о пиратах, нападающих зачастую, бывает, по шесть раз на дню. Затем отдохнут немного, и еще ночью восемь. Или о том, что с мужчинами, бороздящими небеса, совсем не так, как с теми, что вечно ходят по земле — во всем, что касается любви, последние безнадежно проигрывают. Но в случае с Николь ничего этого не подходило. Обсуждать корабельные дела? Так для чего тогда мы вообще с «Небесного странника» ушли? На нем было бы удобнее, и пальцем можно показать…