Этот ответ меня заметно ободрил: желание свернуться эмбрионом и спрятаться под одеялом исчезло. Я с удовольствием вытянулась на постели рядом с ним, снова прижимаясь к его сильному телу и кладя голову ему на плечо. Даже сейчас я ощущала едва уловимый аромат мяты и цитруса.

— Просто ты так злился, ревнуя к Ноту, — тихо заметила я. — Вот я и напряглась.

— Если бы ты предпочла мне Нота, я бы, пожалуй, действительно злился, — не стал отпираться он. — И не ревновать не обещаю. Но все, что было до меня, не имеет значения.

Я улыбнулась и решила не смешить его еще больше, спрашивая, понравилось ли ему заниматься со мной любовью. Предпочла просто наслаждаться моментом, в котором находилась: тишиной спальни, его размеренным — и иногда щекотным — дыханием у моего уха, едва ощутимыми прикосновениями пальцев, перебирающих мои волосы. Его теплом, его запахом. Ощущением покоя и уверенности, которые дарили его руки, обнимающие меня. Я рассеяно скользила кончиками пальцев по предплечью той, что лежала на моем бедре, чувствуя тонкие ниточки шрамов, оставленных когтями низшего. На левом боку у него тоже остался шрам. Воспоминания о том, как отчаянно он защищал меня, прокатились дрожью по всему телу. А ведь меня, возможно, все равно будут пытаться убить. И защищая меня, он однажды может пострадать гораздо сильнее. Не говоря уже о том, что если наш роман вскроется, у Ротта будет шикарный повод утащить его в Легион.

— Хреново как ни крути… — пробормотала я.

Пальцы, перебиравшие мои волосы, замерли.

— Что именно? — голос прозвучал напряженно.

Я чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо, коснулась щеки, на которой уже ощущалась щетина, и, ненавидя себя, сказала:

— Девушку себе ты выбрал неудачно. Мало того, что я формально приравниваюсь к несовершеннолетним, так меня еще и убить пытаются с регулярностью три раза за семестр. И то, и другое для тебя чревато проблемами.

Он улыбнулся, неотрывно глядя мне в глаза, перехватил руку, которой я касалась его лица, и поднес ее к губам.

— Я выбрал ту девушку, которую хотел.

От этих слов у меня потеплело на душе, но совсем оставить тему я не смогла.

— Но если о нас узнают, что тебе будет? Тебя арестуют?

— Нота ни разу не арестовали, — он пожал плечами. — Хотя я точно знаю, что у него были отношения и с девушками со спецкурса. Правда, к нему господин Ротт никогда не проявлял такого интереса, как ко мне. Но чтобы такое произошло, кто-то должен пожаловаться в Легион на мое поведение. Ты, твои родители или ректор. Меня не могут арестовать по заявлению других студентов или преподавателей. Именно поэтому слухи про наши отношения меня не очень пугали. Впрочем, если кто-то нас увидит, а потом пожалуется ректору, тот будет обязан донести в Легион.

Я помолчала, переваривая эту информацию. По всему выходило, что опасность не велика, но она существует. Мне не хотелось рисковать ни его свободой, ни тем более его жизнью. Но четыре месяца до конца семестра казались невыносимо долгим сроком.

— Уверен, что не хочешь подождать? — все же спросила я с замиранием сердца. Его риск был куда значительнее моего, а потому и решать стоило ему. И даже если эти четыре месяца покажутся мне бесконечностью, я предпочту подождать, чем подвергать его опасности.

Норман покачал головой.

— Не хочу, — отрезал он. — Я всю свою жизнь чего-то ждал. Осторожничал. Строил планы, которые так и не сбылись. Я больше не хочу ждать. Я хочу жить.

В его тоне была горечь, которая передалась и мне. Я поняла, что он имеет в виду. Вместо того, чтобы открыто назвать Рону Риддик своей невестой, а потом и женой, он осторожничал и почти не виделся с ней. Вместо того, чтобы однажды все-таки обрести с ней личное счастье, он потерял ее навсегда.

Неприятное ощущение, что я всего лишь замена, способ воплотить мечты, которые были разрушены Гордоном Геллертом, заставило меня передвинуться так, чтобы Норман больше не видел мое лицо. Не знаю, успел ли он заметить что-то. Никаких вопросов он задавать не стал.

Какое-то время мы лежали молча, мне даже показалось, что он уснул: его дыхание стало размеренным и глубоким. Я же с интересом рассматривала небольшую татуировку над локтевым сгибом правой руки. Я потянулась к ней пальцами, но стоило мне ее коснуться, как он отдернул руку.

— Не надо, — прошептал Норман. — Не трогай ее лишний раз.

— Что это?

— Метка. Ставится во время привязки к демону. Первая буква его имени. На языке демонов, конечно.

— О… — только и смогла выдохнуть я. — А чем опасно ее трогать? Я ведь наверняка ее касалась… Ну, до этого.

— Я и не говорю, что к ней нельзя прикасаться. Будь это так, я скрывал бы ее повязкой или еще чем-нибудь. Но лишний раз лучше не трогать. Мы скоро будем проходить это, — со смешком добавил он. — Не хватало мне еще в постели лекции читать.

— Хорошо, — я сделала вид, что меня устроил этот ответ.

Похоже, для меня лучшим выбором сегодня было совсем замолчать и перестать шевелиться. А еще лучше уснуть. Или сделать вид. Потому что если я опять наступлю в какую-то тему, которой не стоит касаться, ему может это уже не понравиться. Мне не хотелось с первых же часов новых отношений с ним портить о себе впечатление.

Однако спать мне совершенно не хотелось. Имитировать сон тем более. Поэтому я села на постели, крепко прижимая одеяло к груди.

— В чем дело? — удивился Норман, копируя мое движение. Только одеяло к груди прижимать не стал, конечно.

— Где у тебя ванная? — спросила я единственное, что пришло в голову. — Мне нужно принять душ.

— Так внезапно потребовалось? — теперь в его голосе звучало сомнение. Мое нежелание смотреть ему в глаза только подпитывало его.

— Личная гигиена прежде всего, — я попыталась изобразить улыбку, но получилось плохо.

Вместо ответа он коснулся губами сначала моего виска, потом плеча. Отодвинул в сторону волосы, чтобы поцеловать в основание шеи.

— Я тебе потом покажу, — пообещал он, потянув одеяло и заставив меня выпустить его край из рук.

Ненавязчивое движение — и я снова оказалась на спине, уже не помня, куда собиралась идти, зачем мне это было нужно и из-за чего я вообще расстроилась. Его губы между тем продолжали увлекательное путешествие по моему телу. В этот момент я поняла еще одну важную вещь про Яна Нормана: когда ситуация требовала, он всегда умел найти нужные слова, но когда она позволяла, он предпочитал обходиться без них.

Сон сморил меня, кажется, только под утро. До этого противоречивые эмоции и разные мысли не давали мне полностью отключиться. Но хотя бы кошмары не снились.

Проснулась я внезапно, как будто меня кто-то толкнул. Тут же распахнула глаза и оглянулась по сторонам, не сразу вспоминая, где я и почему я здесь, а не в своей комнате в общежитии. Нормана рядом уже не было, в спальне царила мертвая тишина. Мне казалось, что и во всей «квартире» так. Либо он сидит где-то очень тихо, либо ушел.