— Просто я подумала, если ты загадывал желания, глядя на звезды, ты мог бы рассказать о своих мечтах. А я рассказала бы тебе о своих мечтах. Ну, ты знаешь, это как вступительные фразы для ведения разговора. В швейцарском пансионе благородных девиц, где я пробыла определенное время, нас учили, как познакомиться с кем-нибудь поближе, — оживленно заметила она.

Деметриос сжал челюсти и стиснул кулаки. Он не собирается говорить о своих мечтах, хотя не против выслушать ее.

— И о чем же ты мечтала? — наконец спросил он мрачно.

— О брате. Я ненавидела быть единственным ребенком в семье.

— Можешь взять кого-нибудь из моих, — быстро сказал он.

Она тихо засмеялась:

— Спасибо, но я больше не мечтаю о братьях. Они у меня уже есть.

— И как, довольна? — спросил он, потому что хотеть брата или сестру, когда тебе пять или восемь лет, все-таки не то же самое, как получить их, когда тебе почти двадцать.

Но она лишь сказала:

— Это просто чудесно!

— Значит, ты обожаешь этих чудных деток?

— Я люблю их, — сдержанно ответила Анни. — Надеюсь, у меня когда-нибудь будут такие же. — Она подняла глаза к небу и после паузы добавила: — Я очень хочу детей.

Деметриос почувствовал приступ боли, когда представил Анни матерью чьих-то детей.

— Что ж, надеюсь, твоя мечта сбудется.

Какое-то время сидели молча. Тишину нарушал лишь шум работающего мотора лодки.

Потом Анни сухо сказала:

— Слишком много для вводных фраз. Твоя очередь.

— Но я не учился в пансионе благородных девиц в Швейцарии.

— Все, что здесь нужно, — это проявить чуточку любопытства. Разве тебе вообще ничего не интересно?

Деметриосу хотелось получить ответы на тысячи вопросов, которые он не собирался задавать. Поэтому он спросил о другом:

— С каждым днем становится все жарче. Почему ты все время носишь эти дурацкие джинсы?

— Потому что это все, что у меня есть с собой.

Он выпрямился:

— Как это?!

— Все остальное — повседневная городская одежда, то, в чем я предполагала ходить: пиджаки, льняные брюки, шелковые блузки. Это совсем не подходит для морского плавания.

— А ты не могла сказать об этом раньше?

— Я не хотела сходить на берег. Мы были слишком близко от Канн. Тебя повсюду узнают. Кто-нибудь заметил бы меня. И об этом узнал бы папа.

— По-твоему, лучше, если бы он узнал, что ты умерла от теплового удара?

— Я бы этого не допустила. Но я и предположить не могла, что тебя это так беспокоит.

— Совсем не беспокоит…

— Завтра я обрежу джинсы и сделаю из них шорты.

— Завтра ты можешь отправиться за покупками. Мы причалим к какому-нибудь местечку побольше, и ты сможешь сойти на берег без меня, — решительно заявил он.

— Я не знаю…

— Не будь идиоткой, принцесса!

Он обошел ее и направился к трапу. Через пару минут вернулся и швырнул ей футболку и шорты.

— Пока надень это. Можешь подвязать их шнурком, чтобы не свалились.

— Спасибо, — поблагодарила Анни. — Очень мило с твоей стороны.

— Ага. Я — сама любезность.

— Так и есть. Ты…

— Очень устал и хочу спать, — грубо оборвал ее он. — Так что, если у тебя нет вводных фраз, которые не могут подождать, буду очень благодарен, если ты освободишь место моего ночного отдыха.

Повисла небольшая пауза, и он подумал, что она обиделась. Но Анни просто поднялась и сказала:

— Да, конечно.

Она взяла бокалы и бутылку, завернула их в футболку и шорты, которые он дал, и направилась к трапу. Едва он успел вздохнуть с облегчением, как Анни остановилась прямо перед ним, поднялась на носочки и запечатлела на его губах легкий поцелуй:

— Спокойной ночи, Деметриос. Приятных снов.

Когда Анни проснулась, вовсю светило солнце. На минуту ей показалось, что она в своей комнате в замке Мончемион.

Но затем постель под ней задрожала, и Анни села, удивленно хлопая глазами.

Неужели она крепко спит, когда Деметриос заводил мотор, отчаливая от пристани?

Этот звук обычно заставлял ее быстро натянуть джинсы, футболку, пройтись щеткой по волосам и быстро подняться на палубу, чтобы помочь, когда он будет готов поднять паруса.

Она озадаченно огляделась. Затем сложила простыню, надела шорты, которые ей вчера дал Деметриос, и быстро поднялась на палубу. Ее встретила мертвая тишина гавани, в которой они стали на якорь. Оглянувшись, она увидела Деметриоса Саваса, растянувшегося на одной из лавочек.

Она застыла на ступеньках, очарованная этим зрелищем.

Он лежал на боку, одетый в одни шорты. Одна рука вытянута, другая прижимала футболку к обнаженной груди.

Анни, едва дыша, осторожно приблизилась к Деметриосу и с нежностью посмотрела на него. Она была с ним в кровати, но никогда не засыпала с ним. Никогда не видела его таким безоружным…

От него невозможно было оторвать взгляд. Анни просто стояла и любовалась. Глазами она провела по линии его почти совершенного носа. Нос ему перебил брат Джордж, когда Деметриосу было двенадцать лет. А пушистые ресницы Деметриоса, которые на глазах какого-нибудь другого мужчины казались бы пустым расточительством природы, немного смягчали резкие мужские скулы, небритый подбородок и тяжелый рот.

Прекрасным было не только его лицо. Деметриос обладал великолепной фигурой: широкие плечи, бедра без грамма лишнего жира, мощная грудная клетка и мускулистые ноги. Она изучала его неспешно, вспоминая, что чувствовала, когда прикасалась к нему, и какие ощущения дарили ей его прикосновения…

У него были великолепные руки, сильные пальцы с аккуратно обрезанными ногтями и загрубевшими подушечками. Руки мужчины-работяги. Ей нравилось наблюдать за ними, как они поднимают паруса, нарезают филе из рыбы или вяжут узлы. И руки любовника. О да!

Деметриос вздрогнул и проснулся, когда солнце начало светить ему в глаза. Он сощурился, не понимая, где находится, но все стало только хуже, когда первое, что он увидел, была Анни, наблюдающая за ним.

Голова гудела от бессонной ночи. Кожа покрылась коркой высохшей морской соли. И он не знал, черт побери, который час, но, судя по всему, было позднее, чем следовало бы.

— Что ты так рассматриваешь?

Она улыбнулась. Неудивительно. Никто не улыбался так часто, как Анни. И так открыто. Это тебе не голливудская актриса, играющая роль.

— Тебя.