— Просто… Любопытно.

— Поверь, это не так важно. Тебе помочь? Учти, предлагать два раза я не собираюсь.

Принять помощь врага? Вот это по-рыцарски. Такого Музыкант от спасенной им крысы не ожидал. Воздаяние добром за добро? Удивительно в этом свихнувшемся мире. Впрочем, как раз тогда, когда мир сошел с ума, удивляться уже нечему. В этой пьесе актеры разом забыли отведенные им роли, а режиссер ушел в глубокий запой, и его не дозовешься, как ни зови. Так что каждый играет, во что горазд.

— Ну помоги, — наконец согласился Олег.

Зверюга наклонился и подергал тонкой лапой трубу, придавившую руку Музыканта. Как и следовало ожидать, труба не поддавалась.

— Тяжелая, — задумчиво пробормотала крыса.

— Конечно, — зло буркнул Олег. — Ты думал, я здесь просто так разлегся? Загораю?

— Если тебе не нравится, — глядя в сторону, флегматично сообщила серая тварь, — я могу уйти.

Музыканту вдруг стало стыдно. Он, как и любой в Городе, ничего не знал о жизни крыс, но предполагал, что его добровольный помощник может рисковать своей шкурой, помогая раненому человеку.

— Извини, — пробормотал он. — Чертовски противно валяться здесь вот так…

— Ничего-ничего, — успокоила его крыса. — Сейчас кое-что попробуем. Подожди, человек, я скоро вернусь.

Крыса полезла куда-то по куче осыпавшегося битого кирпича, подымая облака пыли. Интересно, подумал снайпер, не собирается же она, надеюсь, привести своих родичей. А то может как-то совсем некрасиво выйти.

Говорящая тварь действительно вернулась через несколько минут. В лапах она сжимала длинную железяку.

— Рычаг. — Она гордо продемонстрировала железяку Олегу. — Крепкий. Надеюсь…

Подсунув рычаг под трубу, крыса со всех сил налегла на него. С душераздирающим скрипом труба приподнялась, дернулась — и вдруг поползла вверх. Зверюга тяжело дышала, продолжая давить всем весом тела.

— Выбирайся, — выдохнула она. — Ну, живее!

Музыкант осторожно вытащил руку, стараясь как можно меньше задевать ею об осколки кирпичей.

— Хорошо, — удовлетворенно заметила серая тварь и, стараясь не шуметь, опустила трубу на место.

Раненый человек с трудом поднялся и огляделся. Ничего, кроме полуобрушившейся стены и груд битого кирпича. И, похоже, никого, кроме них двоих. Несколько бугорков, в которых угадывались очертания мертвых подстреленных или получивших порцию гранатных осколков крыс, не в счет. Он поднял с асфальта слуховой аппарат и привычным движением нацепил его дужку на ухо. Конечно, можно читать по губам, но с аппаратом, как ни крути, удобнее.

— Никого нет, кроме нас с тобой, — подтвердила крыса. — Мои друзья преследуют твоих. Ну, тех, кому я не успел сыграть свою музыку. Если тебе хочется это знать, твои вроде имеют все шансы уйти на свою территорию. Правда, у них кого-то подстрелили. Заметь, я не спрашиваю, что вы здесь делали. Что искали, зачем пришли. Меня интересуют только наши с тобой отношения. Ты помог мне — я помогу тебе.

А мне так хочется, подумал Музыкант, узнать у тебя, что за люди писали записки с просьбой о помощи. Знаешь ли ты что-нибудь о них, о том, как они сюда попали, что с ними случилось дальше и что ждет? Я бы поинтересовался, но границы твоей лояльности обозначены совершенно четко: я — тебе, ты — мне. Никто третий в этом не замешан. Я не могу ждать от тебя ответа, а если и дождусь, нет никакой гарантии, что в твоих словах будет хоть крупица правды. Чертовски жаль. Быть бы уверенным, что этот поспешный рейд был не зря.

— Ты идти-то можешь? — поинтересовалась говорящая тварь.

Идти Олег мог, несмотря на подвернутую ногу. Но дело было в том, что ночь заканчивалась, вот-вот должно подняться солнце, а вокруг наверняка снуют крысиные патрули, взбудораженные дерзкой вылазкой людей. Так он и сказал своему странному собеседнику. Тот задумался.

— Тут есть один подвал, — наконец сказал он. — Пересидишь до ночи? Или вообще несколько дней там просидишь — придешь в себя, отдохнешь. Устраивает?

— Вполне, — согласился Олег.

— Здесь недалеко. Пошли. Я тебе принесу еды, медикаментов. И не бойся, я тебя не выдам.

— Уже не боюсь.

Олег сделал первый шаг, за ним — другой, еще и еще. Ничего, вполне терпимо. Жить можно. Вот только не совсем ясно, что с рукой. Только бы не перелом. Может быть, ему все-таки повезло и это всего лишь серьезный ушиб? Вот только рука с ним не соглашалась — висела безжизненной плетью и отказывалась подчиняться.

— Почему ты мне помогаешь? — спросил он.

— А почему ты помог мне? — парировала крыса.

— Хороший вопрос… Все-таки я человек, а ты…

— Ага. Вот в чем дело. А я — крыса. Мерзкая тварь, которая может только жрать, гадить и размножаться. Что ж, человек, ты не очень далек от истины. Я знаю, как люди относятся к нам. Я читал много ваших книг. Да-да, не удивляйся, читать я тоже умею. Там было про Щелкунчика. Еще что-то насчет чумы. И про какой-то дом посреди пустыни, который штурмовали крысы, приехавшие на бронетранспортере. В общем, образ, созданный вашими писателями, не назовешь привлекательным. Ну и справедливости ради признаю, что наши неразумные предки заслужили такой оценки. Да и их облагодетельствованные разумом потомки, честно говоря, тоже не особо лучше.

— Гуманизма вам не хватает, — предположил Олег.

Удивляться он и не думал. Его личная удивлялка давно уже отпросилась в бессрочный отпуск. Говорящие крысы, читающие крысы… Все в порядке. Что дальше? Крысы, сочиняющие стихи? Рисующие картины?

— Это точно, — согласился с ним собеседник. — Человечная крыса — это было бы смешно, ты не находишь?

— Люди называют крысой человека, который ворует у близких людей.

— Опять негатив, — вздохнул спаситель Музыканта. — Впрочем, как я уже говорил, спорить я не собираюсь. Против правды не попрешь. У нас это очень распространено — воровать у своих, пресмыкаться перед сильным, идти вперед по головам слабых. Ничего не поделаешь, мы — крысы.

Музыкант никак не мог понять, говорит ли его собеседник серьезно или иронизирует. Тем временем они выбрались на какие-то задворки и вскарабкались на невысокую кучу мусора.

— Ну-ка постой. — Крыса придержала Олега. — Сейчас посмотрим… Ага… А здесь…

Она повертела усатой мордой направо-налево, шумно принюхалась, задрожав тонкими усами. Потом как будто прислушалась, хотя Музыкант не слышал даже намека на подозрительный звук. Ничего, кроме постоянного шепота ветра.

— Все в порядке, — наконец сообщила она. — Можно идти.

Они, не особо скрываясь, пересекли небольшой захламленный пустырь и подошли к обвалившейся хрущевской пятиэтажке, стоявшей справа от той, мимо которой убегали от погони Дмитрий и оставшиеся в живых люди из группы. Два подъезда все еще были целыми, а два других рухнули давным-давно. Двери располагались попарно: подъезд-подвал, подъезд-подвал; их разделяли узкие бетонные перегородки. Крыса направилась туда, где подвальная дверь, сорванная с петель, валялась на земле.