— Зачем ты приехал? — нервно спросила она.

— Хотел увидеть тебя и спросить прямо, почему ты так переменилась ко мне и не отвечаешь на письма. У тебя появился другой?

Она пропустила этот вопрос мимо ушей.

— He надо меня обвинять, что я тебе не писала. Я тебе послала десятки писем. Пойди спроси нашего старого почтальона в Сент-Кандель. Он сам наклеивал на них марки.

Клиффорд слегка поклонился ей:

— Пойди спроси мою секретаршу, которая сама отправляла мои письма.

— Господи, это все какая-то чепуха, — раздраженно проговорила Рейн. — Один из нас непременно лжет.

— Я не всегда строго держусь правды, дорогая, — признал он, — приходится иногда кривить душой, чтобы пробиться в этом суровом мире, но я клянусь честью, что действительно писал тебе и посылал телеграммы. И я могу тебе это доказать.

— Прекрасно, — бурно дыша, ответила Рейн. — А я могу тебе легко доказать, что я тоже писала.

Клиффорд потеребил себя за мочку уха. В его красивых голубых глазах появилось измученное выражение.

— А не может ли быть, что кто-нибудь из твоей славной семейки перехватывал почту?

— О! — воскликнула Рейн, и у нее сдавило горло. — Нет, конечно!

— Такие случаи бывали.

— Я же тебе говорю, что сама отправляла все письма, и… — Она замолчала. В мыслях ее воцарился хаос. Она вдруг приложила тыльную сторону ладони к губам, и глаза ее широко раскрылись. А вдруг это правда? А что, если Клифф ей писал, а кто-то скрывал от нее его письма… мама, например… или даже бабушка.

Голос Клиффорда прервал ее мрачные мысли:

— Кстати, я что, приехал в неудачный момент? Ты так выглядишь, словно собираешься на бал. Ты стала так хороша, даже лучше, чем прежде.

— Оставь свой сарказм! — вдруг взорвалась Рейн. Зрачки ее стали огромными и черными. В таком расстроенном и потерянном состоянии она бывала крайне редко. Чуть придя в себя, она выпалила: — Если хочешь знать, бабушка сегодня устраивает ужин в честь моей помолвки.

— Ах вот как!

— Да! С Арманом де Ружманом. Ты его видел; он был на первом балу Дженнифер.

Клиффорд прищурился. Улыбка, игравшая на его губах, стала крайне неприятной.

— Ах, наш маленький француз! Ага, дай-ка вспомню — он ведь, кажется, архитектор, правильно?

— Да.

— Да, кажется, я его помню, — задумчиво протянул Клиффорд. — Да-да-да. Что ж, неприятно узнать, что вечная любовь оказалась не такой уж долговременной. А я почему-то всегда считал, что ты не такая, как другие.

— Замолчи! — вспылила она. — Не смей со мной так разговаривать!

Клиффорд переменил тон и заговорил более мягко:

— Послушай, милая моя, для меня все это было огромным ударом. Может быть, с письмами это действительно чья-то интрига, не знаю, но уверяю тебя — я писал регулярно и ни в чем тебе не изменил. Да, я выводил Лилиас в свет… — он пожал плечами, — было дело, но ведь с моей стороны не преступление закинуть удочку через нее к ее папаше, правда ведь?

— Нет, не преступление, — прошептала Рейн.

Он подошел к девушке поближе, положил руки ей на плечи и медленно притянул к себе. Посмотрел ей в лицо пристально, страстно, с любовью — так, как смотрел раньше, она это помнила, — с любовью, которая показалась ей утраченной навсегда. Все это было невероятно… Клифф, ее златокудрый викинг, здесь, с ней, в Канделле, обнимает ее, говорит, что по-прежнему любит ее. После долгих недель молчания и неизвестности — все это совершенно сбило ее с толку.

— Дорогая, — шептал он. — Я прилетел к тебе, чтобы увидеть тебя, я не хотел тебя отпускать, пока сам не услышу из твоих уст, что ты меня больше не любишь. Но ведь это неправда; ты все еще любишь меня, да, моя Рейн?

Она стояла в нерешительности. Ее охватила паника. Прикосновение его рук, ласковый голос, который всегда открывал ей ворота в рай, — все это разбило вдребезги хрупкую броню ее неприступности. Та часть ее сердца, которая еще принадлежала Клиффу, казалось, вдруг очнулась от сна. Рейн хотелось безоглядно броситься в его объятия, подставить лицо его жадным поцелуям, снова физически и душой быть вместе с ним, как когда-то. В то же время она не могла так быстро забыть Армана. Армана, который любит ее так сильно, как она сама когда-то любила Клиффорда. Она дала ему слово. Бабушка их благословила. Сегодня они будут праздновать помолвку, сегодня он подарит ей обручальное кольцо. Боже, как все непостижимо запуталось!

Она отпрянула от Клиффорда:

— Нет… постой, я тебе ничего не обещаю, я не поддамся твоим речам.

Он улыбнулся ей, почувствовав, что к нему возвращаются былая уверенность и власть над ней.

— Слушай, дорогая, ты должна понимать, что я не стал бы прилетать сюда, если бы не любил тебя. Я приехал, рискуя, что ты вообще откажешься меня видеть. Дорогая, нам просто необходимо разъяснить это дело с письмами.

Она его не слушала, потому что на улице хлопнула дверца машины. Рейн стало нехорошо. Это Арман. Конечно, он, кто же еще. Нельзя допустить, чтобы они встретились, — по крайней мере сейчас, когда все так неясно. Сейчас она просто не может смотреть Арману в глаза, потому что вообще не представляет, что делать дальше.

Она вдруг схватила Клиффорда за руку и торопливо шепнула:

— Идем со мной…

Он послушался весьма охотно. Они прошли по каменному коридору и через черный ход попали во двор. Там стоял маленький «фиат», на котором шофер ездил за покупками, когда большой «ситроен» бывал занят. Вечер был теплый, в небе ярко сияли звезды.

— Клифф, садись в машину, — сказала Рейн. — Ты справишься с управлением?

— Я могу вести любую машину — и уж тем более этого смешного жучка, — усмехнулся он.

Она рассмеялась, как безумная, вместе с ним — действительно, как она могла забыть его страсть к машинам! Они часто раньше обсуждали, как купят открытую «лагонду» и будут кататься на ней по Лазурному берегу, гонять по дорогам Италии и Испании.

— А куда мы едем, радость моя? — спросил Клиффорд, открывая перед ней дверцу «фиата». Ему все это уже начинало нравиться.

— На почту, — ответила она едва слышно.

— А зачем?

— Спросим старого Жана Савиля насчет писем — пусть все скажет прямо.

Клиффорд вывел машину со двора и выехал на дорогу. Его приятно пьянил запах, исходивший от волос Рейн. Внезапно исполнившись дерзости, он поцеловал ее в обнаженное плечо.

— Мое сердце, ты даже не представляешь, как я без тебя скучал. Позволь, я остановлю машину и обниму тебя. Ну прошу тебя, всего на минуту!

Но Рейн отпрянула от него. В этот момент ей не нужны были нежности Клиффорда, да и никого другого. Весь мир перевернулся, и если сердце ее по-прежнему тянулось к Клиффорду, то с не меньшей нежностью и волнением оно стремилось к Арману. Она не знала, кому предана больше, и никак не могла решить, что делать. Пока ей было ясно только одно — непременно нужно выяснить, что случилось с их письмами, иначе она так никогда и не разрешит свои сомнения на этот счет.