Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фон Клейст, Рундштедт, Гальдер были поражены лёгкостью, с которой немецкие танки сокрушили оборону французских армий. Они постоянно в чём-то сомневались и чего-то опасались и передали свои опасения Гитлеру, который, по инициативе генералов, задержал наступление на два дня, приказав подтянуть пехотные части. По его распоряжению фон Браухич от имени ОКХ утвердил очередной «стоп-приказ». Гудериан счёл это ошибкой и пошёл на крайнюю меру.
«После блестящего успеха 16 мая и успешных боёв 41-го армейского корпуса мне и в голову не могло прийти, что мои начальники по-прежнему думают закрепиться на предмостном укреплении у Мааса и ожидать прибытия пехотного корпуса. Мною всецело овладела идея, которую я высказал в марте на докладе у Гитлера, а именно, завершить прорыв и не останавливаться до самого берега Ла-Манша. Я совершенно не мог себе представить, что сам Гитлер, одобряющий смелый план наступления Манштейна и не протестовавший против моего замысла осуществить прорыв, может испугаться собственной смелости и остановить наступление. Однако я чудовищно заблуждался, это стало мне ясно на следующее утро.
Утром 17 мая мне сообщили из штаба танковой группы, что наступление должно быть остановлено, а я должен явиться в 7 часов на посадочную площадку для личной беседы с генералом фон Клейстом. Последний появился точно в назначенное время и, не ответив на моё приветствие, начал резко упрекать меня в том, что я игнорирую замыслы верховного командования. Он не обмолвился ни одним словом относительно успехов моих войск. Когда первая буря миновала и наступило затишье, я попросил, чтобы меня сняли с командования. Генерал фон Клейст удивился, затем кивнул головой и приказал мне передать командование корпусом старшему после меня командиру. На этом наш разговор был закончен. Я направился на командный пункт, вызвал генерала Фейеля и передал ему командование корпусом».
Однако, к огромному облечению Гудериана, в тот же день в его штабе появился генерал Лист. Он командовал 12-й армией, наступавшей следом за Гудерианом. Он сообщил, что командующий группой армий не утвердил отставку и, более того, разрешил «ведение активной разведки крупными силами» при условии, что штаб корпуса останется в Монкорне. Гудериан истолковал это разрешение весьма своеобразно и продолжил наступление. Нет, штаб действительно остался на прежнем месте, зато сам командир корпуса опять отправился в передовые части. Но всё-таки этот «стоп-приказ» украл у него два дня. Впрочем, нет худа без добра, танкисты получили очень нужный им отдых и слегка подремонтировали свои машины.
Степень растерянности французского руководства лучше всего характеризует тот факт, что, когда Рейно 16 мая сместил главнокомандующего Гамелена, французская армия оказалась обезглавленной на три дня, причём в самый критический момент. Лишь 19 мая из Сирии прилетел генерал Вейган, который… продолжил стратегию пассивного сопротивления Гамелена, но в ещё более ухудшенном варианте. Французские генералы по-прежнему верили, что решающей силой остаётся пехота.
К сожалению для них, решающей силой в этой битве были танки, поддержанные авиацией. Впрочем, будем справедливы. Если бы не умелые сапёры, которые быстро навели мосты, способные выдержать тяжёлую технику, наступление не состоялось бы. А защитить переправу помогли зенитчики. То есть мы видим почти идеальный пример взаимодействия разнородных сил. И всё-таки первую скрипку играли танки и авиация. Во многом своими успехами Гудериан был обязан тесному взаимодействию с VIII авиакорпусом фон Рихтгофена. Вместе с передовыми частями следовали офицеры связи Люфтваффе, имевшие свои собственные машины с рациями. При необходимости они вызывали грозные Ju-87 из StG 77 и StG 2. Начальник шатба Рихтгофена позднее с лёгкой тоской вспоминал, что «никогда более не была создана столь совершенная система планирования и проведения совместных операций». Пикировщики появлялись над целью не позднее чем через 20 минут после вызова. Правда, иногда сбоила даже эта машина. 20 мая штаб Гудериана был атакован собственными пикировщиками, и сопровождавшие командира зенитчики были вынуждены сбить один. Лётчики были странно удивлены, когда обнаружили, кого бомбили. Потери в этом бою немцев против немцев составили одну бронемашину и один самолёт. Но всё-таки подобные накладки были единичными.
На рассвете 18 мая Гудериан возобновил движение на запад. «Сильным разведывательным отрядом» он, не слишком ломая голову, назначил всю 2-ю танковую дивизию. Кстати, именно в эти дни состоялась встреча войск Гудериана с дивизией французского апостола танковой войны де Голля. 17 мая его танки попытались выбить немцев из Монкорне, но не преуспели в этом. Вот что пишет сам де Голль:
«19 мая на рассвете — в бой! Танки дивизии, преодолевая ряд последовательных рубежей, двинулись к Креси, Мортье и Пуйи. Они должны были овладеть мостами и преградить противнику путь на Ла-Фер. Танки сопровождала артиллерия. Разведывательный полк и пехотный батальон обеспечивали прикрытие правого фланга со стороны реки, у Барантона. В направлении Марль была выслана разведка. Утро прошло благополучно. Мы вышли к реке Сер, обратив в бегство различные вражеские подразделения, которые просочились в этот район. Но на северном берегу реки противник занимал оборону. Он прочно удерживал переправы и уничтожал наши танки, которые пытались к ним приблизиться. В бой вступила тяжёлая артиллерия противника. Мы вошли в соприкосновение с крупными соединениями немцев, двигавшихся к Сен-Кантену. Чтобы форсировать водную преграду и выдвинуть вперед танки, нам не хватало пехоты и мощной артиллерии. В эти минуты я не мог не думать, на что была бы способна механизированная армия, о которой я так долго мечтал. Если бы я располагал сейчас такой армией, чтобы внезапно вырваться к Гюизу, сразу было бы остановлено продвижение немецких танковых дивизий, их тылы оказались бы охвачены смятением, Северная группа армий смогла бы вновь соединиться с армиями Центрального и Восточного фронтов.
Однако наши силы в районе севернее Лана крайне ничтожны. Поэтому немцам удается форсировать реку Сер. Ещё накануне они начали переправляться через неё в Монкорне, который мы уже оставили, а с полудня переправлялись также и в пункте Марль. Они атаковали наш правый фланг на реке в пункте Барантон и наши тылы в Шамбри, бросив в наступление большое количество танков, самоходных орудий, миномётов на автомашинах и мотопехоты. А тут ещё появились их пикирующие бомбардировщики. Они совершали налёты до самой ночи, держа под угрозой автомашины, которые не могли передвигаться вне дорог, и открыто расположенные артиллерийские орудия. Во второй половине дня я получил приказ генерала Жоржа прекратить сопротивление. Развёртывание 6-й армии было закончено, и мою дивизию предполагалось немедленно использовать для выполнения других задач. Я решил задержать противника ещё на сутки, для чего сосредоточил дивизию вокруг Воржа, с тем чтобы иметь возможность нанести немцам фланговый удар, если они попытаются наступать из Лана на Реймс или на Суассон. Переправу через Эн я отложил на следующий день».
Увы, серьёзных успехов де Голль не добился, хотя определённое беспокойство немцы испытали. Сам Гудериан эти события видел иначе:
«Угроза с фланга была незначительной; ещё 16 мая мы знали о наличии французской бронетанковой дивизии, новом соединении генерала де Голля, которое, как уже упоминалось, впервые вступило в бой под Монкорне. Де Голль подтвердил наши данные через несколько дней. 18 мая несколько танков из его дивизии подошли на 2 км к моему передовому командному пункту в Ольнонском лесу, охраняемому лишь несколькими 20-мм зенитными пушками».
