Теперь, когда через каждые восемь часов клепсидры открывали замок, корм, который медленно высыпался из верхнего бункера в бункер-дозатор, падал вниз, на кормовой стол, после чего под действием трехсоткилограммового противовеса крышка с грохотом захлопывалась, заодно ощутимо встряхивая всю массивную деревянную конструкцию. Замок автоматически запирал её, и в дубовую ёмкость должно было налиться двести литров воды, чтобы он открылся. Свиньи поначалу пугались, но потом привыкли и, услышав грохот, со всех ног неслись к чудесным образом наполнившейся кормушке. Вода же ручьём текла через свинарник по деревянным лоткам из Марии бесперебойно, так что свинки не страдали от жажды.

Митяй поначалу не хотел брать Крафта с собой, чтобы тот не распугал ему всех коз, но, не зная, как долго пробудет в козлиных краях и сможет ли вообще найти такие, не сумев придумать, как кормить пса, всё же решил взять его в экспедицию. Крафт за то время, что они жили в каменном веке, заматерел. Скоро ему должно было стукнуть пять лет, а там ещё лет пять, в самом лучшем случае семь-восемь, – и его пёс присоединится к Гоше, упавшему с жердочки и уже не поднявшемуся минувшей весной. Он был втрое старше Крафта.

Перед выездом в экспедицию Митяй привёл хозяйство в полный порядок и даже изготовил деревянные потолки на всём первом этаже: вдруг вернётся не один. О том, чтобы изготовить перекрытие на втором этаже, он пока что даже и не мечтал. После этого он тщательно запер и заколотил гвоздями все проёмы, через которые в его здания и сооружения могли проникнуть звери крупнее воробья или мыши, залил во все сигнальные фонари мазут пополам с бензином, запер ворота и поехал к реке на лодкоцикле, в котором уже сидел Крафт. Если поначалу фермер-зверовод собирался просто переплыть Марию и посмотреть, что творится в горах прямо напротив его владений, то теперь, малость подумав, отважился на более дальнее путешествие, причём решил просто подняться вверх по течению реки до ущелья, лежавшего между двух гор – Красная Круча и Петрум, выше будущего посёлка Черниговского. Как он уже успел заметить, лет эдак тысяч двадцать назад от его родного времени горы в здешних местах были пусть и ненамного, но всё же повыше, и даже река Пшеха, которую он переименовал в Марию, также текла метров на пять выше прежнего и петляла совсем по-другому, впрочем, если бы она не была такой полноводной, то всё наверняка выглядело бы как и прежде.

Гадая, насколько сильно изменилось русло Марии, Митяй доехал до реки и поплыл вверх по течению. Река под зиму текла поспокойнее, только над галечником она малость шевелила волнами да и уровень воды понизился чуть ли не на метр с лишним, обнажив галечник ещё шире. Поэтому скорость лодкоцикла возросла, и он, вздымая, несмотря на предусмотрительно поставленные на задние колёса крылья, тучи брызг, поплыл по ней со скоростью все девять километров в час. Митяй миновал Митяйку и вскоре стал замечать, что волнение усилилось, поэтому принялся высматривать, нет ли где удобного выезда на берег. Нашёл его слева, выехал на берег и покатил вдоль реки. Буквально через пять километров он увидел длинную полосу порогов, на которых Мария бесновалась так, что утопила бы и «Титаник». Река разлилась здесь километра на полтора, и Митяй, находясь на высоком берегу как раз на месте будущей станицы Ширванской, увидел, что с правой стороны расстилается широченное галечное поле, отчего у него сразу же засосало под ложечкой и ему захотелось взять в руки ноутбук, молоток, лупу и посмотреть, какого же рожна Мария принесла туда с гор.

Когда же он доехал почти до Новых Полян его времени, то увидел там с добрый десяток невысоких, метров восьми, водопадов. Мария настойчиво разрушала преграду у подножия горы Котовки, которую он сразу же узнал, – на склоне горы росли высоченные буки. Проехав вдоль реки через лес, он даже не въехал, а вплыл в станицу Новые Поляны, на месте которой сейчас находилось большое озеро, и уже с куда более высокой скоростью двинулся вперёд, держа курс на правый берег, чтобы не заплыть случайно в реку Цицу и не заплутать в ней.

Во время своих поездок на Асфальтовую гору Митяй уже обратил внимание на то обстоятельство, что все реки, берущие своё начало в горах, мощны и полноводны, а все прочие, всякая там местная мелочь, – это ручьи, которые он мог легко переехать на своей Шишиге, и потому всегда внимательно рассматривал карты. Реки, берущие своё начало высоко в горах, под ледником, были для него самыми главными ориентирами, хотя их русло не всегда могло выглядеть так, как это изображено на военной карте двадцатого века. Вскоре он добрался до места слияния Цици, которой ещё не придумал нового имени, и Марии, и поплыл по ней. Река оставалась почти такой же широкой и полноводной, а если и «похудела», то есть сделалась мельче, то не намного, всего метра на два с половиной.

Наконец Митяй доплыл до станицы Черниговской, где у него, далеко в будущем, жил друг, и ему снова пришлось выбираться на берег, теперь на левый, более пологий, так как впереди снова показались пороги. Проехав несколько километров, он увидел ещё более мощный галечник, эту природную кладовую руд и минералов. Он уже отметил на карте карандашом Ширванский галечник и теперь обвёл примерный контур Черниговского, радуясь, что, построив мост через чёртову Митяйку, сможет посещать их. Он уже нашёл на галечнике кусок касситерита размером с кулак, а это означало, что выше его могло быть и больше, ведь это тяжёлый минерал. Надеялся он найти на этих галечниках также самородную медь и даже железо, которые полностью выбрали в будущем потомки того парня, у которого форель украла крючок. Мечтая о поездке на галечники весной, за зиму ему предстояло либо построить мост, либо, что гораздо проще, устроить на Митяйке паромную переправу, – лён уже замачивался в воде. Митяй доехал до подножия горы Петрум и снова ахнул, увидев три здоровенных широких водопада. Мария и здесь размывала естественную преграду, добывая для него полезные ископаемые и бережно вынося их на свои галечные поля, за что Митяй поклонился реке в пояс.

Скорее всего, и в ущелье Верхние Волчьи Ворота он увидит точно такую же картину. Ледник, накрывавший Большой Кавказский хребет, быстро таял, и реки, размывая горные породы, несли вниз миллионы кубометров обломков, так что никакие шахты ему не нужно закладывать. Митяй, постоянно забирая вверх, доехал по буковому редколесью до самого водопада, шумевшего внизу справа, остановился и принялся снимать с телеги мотоцикл.

Гора Петрум имела примечательный вид и более всего походила на треугольный клин, сужающийся к северо-западу и расширяющийся к юго-востоку. В своей части, обращенной к реке, её склоны были очень крутыми. В двадцать первом веке она была куда более сглаженной и вся поросла лесом. Сейчас же Митяй увидел множество скал и в основном кустарники, большие участки склона поросли травой, но уже появились и деревья. Пройдёт всего каких-то двадцать тысяч лет – и гора, основательно сглаженная ледником, постепенно покроется плодородным грунтом и древесиной, в основном дубовой, буковой и грабовой растительностью. Ну, ему до таких времён точно не дожить.

До ущелья с водопадом между Красной Кручей и Петрумом Митяй доехал быстро, всего за четыре с половиной часа, то есть задолго до обеда, так как тронулся в путь в семь утра, так что было самое время подумать, на кого охотиться и как. Самое простое решение было таким: взять телегу на буксир и ехать дальше на мотоцикле. С юго-западного склона на гору было подниматься намного проще, а сверху ему будет легче высматривать коз и заманивать их в ловчую сеть. Приняв такое решение, он быстро поставил на мотоцикл колесо, набросил металлическое дышло на форкопф с кованой вилкой, прикреплённой к раме мотоцикла с двух сторон болтами и выходящей на полметра позади заднего сиденья, велел Крафту находиться рядом и бодро покатил вперёд, удивляя местную живность весёлым рычанием двигателя.