Он проснулся уже утром. Отчаянно болела голова. Он был прикрыт пледом. Бутылка исчезла. Ага, значит, здесь была Анетта, дама-патронесса, как ее назвала моя синяя птица… И не стану я делать этот дурацкий тет-а-тет. Безвкусная, мелкая и пошлая идея. Вообще не надо добиваться сходства с реальностью. Я сделаю синюю птицу… Только она будет голубой… Впрочем, надо еще подумать. А сейчас встать, принять душ, побриться, Анетта наверняка ждет меня к завтраку. Она, конечно, встретит меня хмурым взглядом, отругает… Ну и черт с ней, а я скажу ей, что основной темой моей выставки будут птицы. Разные птицы. И называться эта серия будет «Птицы моей жизни». Он так воодушевился этой идеей, что всю хандру и похмелье как рукой сняло!

– Мирек, что это было? – строго спросила Анетта. – Куда ты вчера девался и с какой радости напился до состояния риз?

– До положения риз, а не состояния! – поправил он ее.

– Неважно!

– Нет, это важно! Это чистейшая безграмотность. Недаром твоя фамилия Нечитайло!

– Так, ты хамишь, значит, виноват… Так все-таки с чего это ты так набухался? Такое выражение тебя устроит?

– Считай, это кризис среднего возраста, – буркнул он.

– Хорошо, буду так считать, – неожиданно легко согласилась она.

Он удивился. Хотя ему очень хотелось поссориться. И несколько дней не разговаривать, тогда она даст ему передышку, и он сможет работать день и ночь над своими птицами… Он уже дрожал от нетерпения, так ему хотелось работать. А она хорошо его знала. Видела, как он мнет пальцами салфетку, как торопливо ест. Это всегда было свидетельством того, что ему не терпится начать работу.

– Я вижу, ты придумал что-то новое, да? И горишь желанием поскорее взяться за работу? А не скажешь, что это будет? Да, а как твой сервизик в цвет глаз пароходной буфетчицы?

– Да нет, не стану я это делать, никому это не нужно… Я задумал такую серию, что ли… Птицы…

– Птицы? – удивилась Анетта.

– Да. Птицы моей жизни…

– И много этих птиц?

– Еще не знаю… Как пойдет.

– А птицы – это твои женщины?

– Не только…

– А я там буду? – кокетливо осведомилась Анетта.

– Обязательно… Прости, я сейчас пойду работать. Думаю, в Копенгагене это произведет фурор.

– Я даже не сомневаюсь. Иди, конечно. Обед тебе Стина принесет в мастерскую.

– Спасибо.

Когда он с головой погружался в работу, то забывал обо всем, мог не есть хоть двое суток. Триста метров, отделявших мастерскую от дома, он бежал бегом. Он ни о чем уже не думал, руки дрожали от нетерпения. Он сейчас не помнил ни о Глаше, ни о вчерашнем разговоре. И едва пальцы коснулись глины, как они перестали дрожать, на душе стало легко и радостно в предвкушении удачи.

– Господи, Глашенька, что с вами? – воскликнула Евгения Давыдовна. – Что-то случилось? На вас лица нет!

– Да ничего страшного, так, мелочи жизни, – вымученно улыбнулась Глаша. И взялась за работу.

У девушки какие-то любовные передряги, подумала Евгения Давыдовна. Жаль ее, какая-то она неприкаянная.

А вечером я позвонила Грише.

– Кремер, считай, гонорар уже у тебя в кармане.

– Не понял.

– Я нашла Константина Борисова.

– Мать честная, где?

– В Швеции. Точного адреса не знаю, но он живет в поместье некой Анетты Бергстрем.

– Вот что, подруга, я сейчас к тебе заеду, и ты мне все расскажешь.

– Давай, заезжай.

Он примчался через сорок минут.

– Привет! Ты голодный?

– Как волк! Но сначала о деле. И с какой это стати я буду получать гонорар, если его нашла ты?

– А я не хочу в этом участвовать. Тебя просили найти и ты нашел. А я тут сбоку припека.

Марк пристально посмотрел на нее.

– У тебя с ним что-то было?

– Ничего не было.

– Тогда рассказывай! – потребовал Марк.

– Хорошо, – согласилась я. – Помнишь, ты прислал мне три фотографии?

– Естественно, помню.

– На одной из них я увидела человека, которого знаю. Его зовут Мирослав Гончар, он керамист, что ли… Не важно. Но я думала, этого не может быть, там мало что сходится, одним словом, мы с подругой полетели на два дня в Стокгольм, я позвонила ему, мы встретились, и выяснилось, что это и есть Константин Борисов.

– Круто! Но гонорар пополам!

– Глупости! Пойми, я просто не хочу оказаться в эпицентре этого семейного землетрясения. Мне это не надо. И потом, я убеждена, что ты и без меня через неделю нашел бы его.

– Ну, дело хозяйское, но я все же приглашу тебя в хороший ресторан поужинать.

– Принимается!

– А пока что ты меня покорми. Обещала ведь.

– Да не вопрос!

– Ну спасибо тебе, подруга! Может, пойдешь ко мне в помощницы?

– Нет, Гриша, не пойду.

– Послушай, а откуда ты этого типа знаешь?

– Он однажды меня спас.

– От чего спас?

Я рассказала.

– Ага, уверен, что он сам когда-то этим промышлял… Иначе не сделал бы столь далеко идущих выводов.

– Да, он мне признался.

– А в любви не признался?

– Кремер, это уже не твое дело.

– И все-таки?

– Это не имеет значения. Я с ним порвала, хотя и рвать-то было нечего…

– У него интересное лицо, бабам такие нравятся. Но, впрочем, меня это действительно не касается. Просто не советую… Знаешь, такие типы с художественными талантами и криминальным прошлым – это не то, что нужно такой девчонке, как ты…

– Я и сама уже это поняла.

Но избежать землетрясения мне все же не удалось. Мне позвонила Людмила Арсеньевна.

– Глашенька, мне надо с вами увидеться. Очень-очень надо.

– Что-то случилось?

– Он нашел Котю! И вы были правы: его теперь зовут Мирослав Гончар и он живет в Швеции. Глаша, можно я вечерком к вам заеду на полчасика, скажу Андрею… Впрочем, это не важно.

– Конечно, приезжайте, а Андрей Олегович уже знает?

– Пока нет. Я не знаю, как ему сказать… Я тут придумала одну штуку… Так я заеду к вам после работы? Говорите адрес!

Господи, как мне хотелось бы забыть об этом человеке, но не дают… И что я скажу его матери? Какую еще штуку она там придумала?

Ох, как тесно судьба сплела меня с этим семейством. И я искренне привязана к старикам. И этот Майоль недоделанный снится мне и мешает жить…