– Да нет… не взаправду. – Я задумалась. – Ну она дала ей имя.

– Ей?!

Я пожала плечами:

– Она думает, что это девочка.

Лорел печально кивнула.

– В чем дело? – спросила я.

– То же самое случилось и с Джозефиной, когда я впервые оказалась в Орчард-хаусе. Однажды она сказала всем, что решила оставить ребенка. На следующий день Джозефина исчезла.

– Она оставила ребенка? – Я не смогла скрыть благоговения в голосе.

– Мы так решили, – сказала Лорел. – Но примерно через год я столкнулась с Джозефиной в городе. После того как она сказала старшей сестре, что хочет оставить ребенка, старшая сестра отвела ее вниз, в другую комнату, и не разрешила ни с кем видеться. Они заставили ее работать днем и ночью – убирать, мыть посуду, готовить. Они сказали, мол, если она не отдаст ребенка, ей придется самой оплачивать все расходы на жизнь и больницу и начать надо прямо сейчас. Они заставляли ее работать так много, что у нее начались схватки на месяц раньше времени. И когда у нее родился ребенок, она еще не выплатила свой долг, поэтому ребенка у нее забрали в залог. В конце концов у нее не осталось выбора, ей пришлось отдать им ребенка насовсем. Думаю, Пэмми там, внизу.

– Хватит болтать, – раздался с другого конца коридора голос старшей сестры. – Все в постель.

Я надеялась, что Лорел ошибается, что Пэмми сбежала и сейчас где-то с Кристофером и своим ребенком. Я надеялась на это, мечтала об этом… но никогда в это не верила.

Мама приехала меня навестить, когда мой живот стал таким круглым и так натянулся, что я не могла надеть туфли и неделями ходила в тапочках. Мама была в перчатках и шляпке, как будто собиралась в церковь.

– Я хочу оставить ребенка, – сказала я, когда она села на виниловый стул. – Но мне нужна твоя помощь.

– Диана, – откликнулась моя мама. – Ты сама не знаешь, что говоришь. Это сущая нелепость.

– Вовсе нет. На дворе конец двадцатого века. В наши дни одинокие женщины могут иметь детей.

Мать улыбнулась.

– Вот как? О каких именно женщинах ты говоришь?

Я, конечно, ни одной такой не знала. Но они существовали. В новостях говорили, что все меняется, что женщины получают все больше прав. По-видимому, одинокие женщины имеют доступ к социальному обеспечению, которое помогает им содержать себя и своих детей.

– Мередит разведена, – сказала я, потому что Мередит была ближе всего к матери-одиночке из всех, кого я знала.

К несчастью, это был не самый удачный пример. Двоюродная сестра моего отца Мередит ушла от мужа пару лет назад, когда узнала, что он ей изменяет, но развод лишил ее положения в обществе, не говоря уже о финансах. Мередит вышвырнули из дома, где она жила раньше, и, насколько мне было известно, она снимала какую-то хибару в промышленной зоне Западного Мельбурна. Она как будто нашла себе работу… кажется, в заводской столовой.

– Ты хочешь закончить, как Мередит? – спросила мать.

– Я могу просто уйти отсюда, – сказала я, защищаясь. – На двери нет замка.

На самом деле я понятия не имела, правда ли это. В любом случае я, конечно, не стану рассказывать старшей сестре о своих планах.

– Наверное, да, – задумчиво сказала мама. – Но что ты тогда будешь делать? Привезешь младенца в дом отца? Очень в этом сомневаюсь.

– Найду себе собственное жилье.

– На какие деньги? Кто сдаст дом беременной одинокой женщине, не имеющей ни образования, ни квалификации?

– Я поживу у друзей.

– У каких друзей?

Я промолчала, пытаясь придать своему лицу вызывающее выражение. Но у меня не было друзей, которые могли бы мне помочь. Единственные мои друзья, которые не были за границей или не учились в другом городе в университете, жили с родителями, большинство из которых были друзьями моих родителей. Мне некуда было идти. Мой план был сплошным блефом, и мать вывела меня на чистую воду.

Она накрыла мою руку прохладной ладонью.

– Ну же, Диана, все уже почти позади. Роди ребенка, возвращайся домой и в следующий раз сделай лучший выбор.

Она поцеловала меня в лоб. По ее мнению, дело было закрыто.

В ту же ночь я сбежала.

ЛЮСИ

НАСТОЯЩЕЕ…

Сотрудницу похоронного бюро зовут Перл. Это добрая женщина лет пятидесяти пяти с копной крашеных каштановых волос и терпением воспитательницы детского сада. Хвала за нее богу, потому что, как выясняется, после чьей-то смерти сделать предстоит очень многое. Когда Том умер, все организовала Диана, и я до сих пор не понимала, что это за героический был подвиг. Как человек, у которого горе, способен встречаться с распорядителями похорон и выбирать гроб, разбираться с буклетами для поминальной службы, подбирать цветы и одновременно поддерживать других и разбираться с мелочами их жизни? Думаю, мне это предстоит выяснить.

Мы уже несколько часов выбираем то и се в похоронном бюро, но мои мысли витают где-то далеко. Совершенно очевидно, что Джонс и Ахмед вчера навестили Нетти и Патрика и рассказали им о раке… или о его отсутствии. Нетти и Патрик тоже считают, что тут какое-то недоразумение, но я никак не могу избавиться от ощущения, что что-то не так. Почему доктор Пейсли не направила Диану к онкологу? Почему не было записей маммограмм или УЗИ? Зачем Диане было лгать?

Все это не имеет смысла.

– А как же поминки? – спрашивает нас Перл. – Они будут в доме вашей матери?

Нетти вздрагивает.

– Нет. Давайте проведем их в другом месте.

– Согласен, – говорит Олли. – Зная, что мама там умерла… теперь все по-другому.

– Как насчет бара или ресторана неподалеку? – предлагает Перл, и мы все согласно бормочем.

– А теперь к поминальной службе. Некоторые люди, которые предпочитают экуменические службы, все же хотят включить кое-какие церковные гимны. Как по-вашему, Диана…

– Нет, – хором отвечают Олли и Нетти.

– Мама не слишком жаловала гимны, – объясняет Олли.

– Никаких гимнов, – говорит Перл, делая пометку в бумагах. – Ладно, никаких гимнов.

Раньше я об этом не задумывалась, но теперь мне вдруг интересно, почему Диана так резко отвергала свое католическое воспитание. Я ловлю себя на том, что мне хочется спросить ее об этом… и меня охватывает мучительная грусть, что я уже не смогу.

– Ладно, – повторяет Перл. – Идем дальше.

По большей части выбор делаем мы с Нетти. Олли и Патрик сидят, как две замороженные свиные туши, кивают, кряхтят и смотрят на часы. Ближе к обеду Перл предлагает нам с Нетти сходить в кафе на углу за бутербродами.

– Я не голодна, – возражает Нетти.